Александр Черкасов

Даша

Вот тут давеча, всё писал рассказы про встречи и фам-фатали.
А ведь была в моей жизни девочка...

Раньше никогда не мог себе представить позы "… что ж ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня...", а тут напротив.

Сидит себе милая девушка, пихает локтем подружку, щиплет старый канцелярский стол под игроцким зелёным сукном, ржёт кавалерийский конём над облачком взлетевшей пыли от стола, а сама...

Очень внимательно, как художник, с прищуром, разглядывает меня напротив.

Мы молчим.

Мы в присутственном месте, в месте, где ярче бьются комсомольские сердца...
Есть у ре-во-лю-цииии начааало.
Нет у ре-во-лю-цииии кон-цаааа! - про себя пою я.

Да, именно про себя.

Моё неожиданное третье место по городу в литературном конкурсе на 70-летие Великой Октябрьской Революции произвело небольшую революцию в рамках ПТУ-79.

Теперь вот сижу а пыльном кабинете с пэтэушками и жду партийного комми для всучения путёвки от комсомола в Прибалтику.

Вообще нужно тут сказать, что отношения Я и Комсомол, были с самого начала очень...неровными.

В конце 7-го класса я получил рекомендацию от нашей классной Альбины Степановны и после уроков робко постучался в кабинет, где собирался наш школьный комитет комсомола.

Там сидели могучие десятиклассники и шикарные десятиклассные девы.

- Почто ты пришёл к нам отрок и отрываешь нас от дел важных, - спросили они меня.

- Ну! Чо молчим? Кого ждём? Цигель, Цигель, ай-лю-лю?!

Вопросы сыпались, правда оказалось, что это были ещё не все вопросы...

Вопрос первый:

- Кто в Центральном Комитете Коммунистической Партии Советского Союза отвечает за работу с Ленинском Комсомолом?

Странный вопрос. Я Устав учил, я взносы приготовил, а это...

- Не знаю я. Много их там в Политбюро. Кто-то да отвечает... - пробормотал я.

Разговоры и шепотки в кабинете разом смолкли, юные горячие сердца забились чаще, внимательные глаза теперь уже грозно смотрели на меня.

Второй вопрос:

- Какую комсомольскую прессу ты выписываешь и читаешь?

Ну это легко...

- Я выписываю и с удовольствием читаю газету "Комсомольская Правда".

- А ленинградские печатные издания ВЛКСМ ты какие читаешь и выписываешь, - ехидно спросила меня рыжая девица в очках.

Во валят!!!
- Никакие. Они... Они не интересные.

И тут случилась КАТАСТРОФА!

Я пропустил, кто именно из старшеклассников задал мне этот коварный и страшный вопрос...

Третий вопрос :

- Куда и на что идут комсомольские взносы?

Ха! Легкотня! Ни одного вопроса по Уставу!

- Комсомольские взносы идут на зарплату комсомольским работникам!

Что тут началось!!!

Молодые, юные и горячие орали, шипели, плевались и гневно сжимали большие кулаки.

- Ты, что же, сволочь, считаешь что МЫ ЗДЕСЬ ЗА ЗАРПЛАТУ СИДИМ!!!

- Нет, почему же вы, - пытался объясниться я.

- Вам не платят. А вот тем, кто повыше, у них же семьи, их же кормить нужно... Им платят.

- Скотина! А БАМ?! А другие комсомольским стройки?! - шумело комсомольское вече.

- Так там государство строит - вымывало из меня кухонные разговоры.

- Ну и взносы, конечно. Немножко - вполне примирительно попробовал закончить разговор я.

Чудовище обло, стозевно, озорно и лаяяй.

ВОН!!!

Вынесло меня из святая святых кабинета.
- И дверь закрой!
Диссидент из 7-го А.

На моё большое счастье история эта не получила никакого продолжения и до середины десятого класса мы с Комсомолом гордо не замечали друг друга.

Возможно, что моя судьба и сложилась бы по-другому, если бы в начале моего 10-го класса моя любимая девушка, которая училась на год младше, не вошла в тот самый школьный комитет ВЛКСМ и стала пропадать часами в Тайной Комнате нашего Хогвартса.

Любой комси комса мог зайти в неё в любой момент, но не я.

Ревность... Тысячеглазое чудовище глухо ворочалось и тяжело дышало в моей груди.

Получив рекомендации для вступления благодаря моему другу Паше, я погнал в райотдел ВЛКСМ Выборгского района.

Серый скучный человек в сером костюме скучал в тёмном кабинете.

Тусклый свет лампочки падал на лики вождей...

Кстати! А почему собственно вождей?!

Во всём мире - лидеры. Ну, там, партий, движений и прочая. И, только у нас, как у команчей, вожди.

Вождь партии краснокожих. Краснорожих.

Наверное это потому, что нам всякие там лидэры не близки, а индейцев русские люди с детства любят.

Вождь комсомольцев района взял не читая утвержденную характеристику на меня и устало спросил:

- Устав знаешь? Взносы платить будешь?

Получив от меня два кивка (я, на всякий случай, решил вовсе не разговаривать), главкомсомолец принял меня в ряды своей организации.

Голова у него с утра болела и во рту была бяка. Он тоже был лапидарно лаконичен.

Так покивав с трудом друг другу...

Ну, да... Тоже... Вчера вечером. Дело то молодое.
Мы разошлись.

"... Не расстанусь с Комсомолом
Буду вечно молодым..." - весело напевал я по пути домой и не знал, что если бы я не поступил в комсомол, то не служить бы мне шифровальщиком, не принял бы я участие в литературном конкурсе, не сидел бы сейчас в кабинете, ожидая путёвку.

Не познакомился бы с Дашей.

Вторая девушка...

Вот сейчас попробую позвонить ей и решим, писать что либо о ней или на фиг ибо не фиг.

Заблокировано.

Ну и ладно!

Не все скелеты нужно доставать из шкафа памяти.

Даша - маленькая блондинка с ясными голубыми глазами. Мой будущий друг.

Буду писать о ней.

Феномен дружбы между мужчиной и женщиной.

Что это?

Многие люди, как мужчины, так и женщины, уверяли меня, что такого понятия в межполовых отношениях просто не существует.

Формы убеждения были различны - от ссылок на старика нашего Фрейда до цыканья через выбитый зуб #дануна...

Вот и первая любовь Дашки мальчик Владик упорно докапывался, как пьяный до радио, до меня со своими комплексами...

- Ты чо здесь делаешь-то?! - бычил на меня Влад.

- В гости пришёл, третьим чай пить будешь, - откровенно издевался я.

- А ты кто такой?! - уже хрипел Владислав.

- Её друг - отвечал я.

- Какой-такой друг, - с большим подозрением тянул Вадик

- Она же БАБА!!!

Могло ли у нас быть с Дашей нечто большее, чем дружба?!

Да. Наверное.

Нужны ли нам с нею были все эти заморочки?

Однозначно нет.

Мы вдвоём, чем становились старше, тем больше ценили это редкое чувство сродства душ, но не тел. Понимания и помощи друг другу с другой стороны баррикады.

Она, Даша, и научила и показала мне многие преимущества такой дружбы.

В последствии у меня было достаточно много друзей женщин, но первым таким другом стала именно она.

Мы встретились и познакомились с нею, когда сердца у нас были заняты другими прекрасными людьми.

Итак попробую сформулировать правила мужско-женской дружбы:

1. У мужчины и у женщины на момент встречи должны быть заняты сердца другими людьми.

2.Друзья должны испытывать друг к другу приязнь, расположение, уважение,, понимание и готовность к диалогу.

3.Друзья не должны спать друг с друглм. Не должно быть интима ни по-дружбе, ни по-пьянке. Никак.

4.Женщины более верные друзья, чем мужчины, пока не задеваются интересы семьи женщины и дома, где она обитает.

5.Никогда не ставь женщину перед выбором - ваша дружба или её семья. Она всегда выберет семью и будет права.

6.Женщина друг все равно остаётся женщиной как а плохом, так и в самом прекрасном смысле этого слова.

7.У вас должны быть общие принципы и цели в жизни, вам должно быть интересно друг с другом, вы должны взаимодополнять и помогать друг другу. И крепкое плечо, и надёжная жилетка. Иногда, даже, с рукавами.

Может быть не всё. Может быть не так категорично. А возможно и иначе.

Я только лишь написал, то как эти удивительные отношения проходили и, случались, у меня.

Сейчас появилось даже такое специальное понятие как "френдзона".

Мол, некоторые хитрые девушки (в основном) и совсем немногие головастые мужики, там, как в резервации, про "запас" держат себе потенциальных любовников и любовниц.

Есть такое?
Конечно.

Но какое, спрошу вас, имеет это якобы хитромудрость к такому понятию как дружба.

Это обман..
Просто обман.
И ничего большего здесь нет.

Любого человека можно обмануть хотя бы один раз.

И, только тех, кто любит нас, мы можем обманывать так долго, пока они любят нас.
Но, это про Любовь.
А мы про Дружбу.

Уходя от общего к частному от себя добавлю, что Даша была мне хорошим другом почти до самого конца.

Впрочем обо всём по порядку...

- Вас, ребята, мы от ЦК ВЛКСМ решили наградить поездкой в Прибалтику.
В советскую Литву.

Так как гостиница "Спутник" в Вильнюсе ещё будет построена через три года, поживете пока в интернате.
Ну, это ничего ведь, ребята?!
Нам ли пасовать перед трудностями?

Вид главкомсомольца внушал такую лучезарную уверенность в нашем счастливом Завтра, что посмей мы в нём хоть на капельку усомниться - сапогами бы затоптал и неделю бы их потом не мыл.

Наше дружно кивание головами сошло за идейно правильный ответ.

Жди нас Литва! Мы идём к тебе!

Папина охота

В жизни каждой семьи огромное значение играют домашние животные.Я вот пишу сейчас вам этот рассказ, а на мне спят два тёплых кота мейнкуна. Поэтому извините, как говорится, за неровный почерк.

Последним животным в доме в моём весёлом детстве был петух.
Помните, ездили, по весне обычно, такие грузовые машины и с них, прямо с борта, продавали прикольных ярко-жёлтых, как первые мимозы, цыплят по десять копеек.
И чего мне потом дома брат за Цыпа не высказал…
Мол и берут их десятками, чтобы друг друга они грели. И корм им особый нужен. Да и вообще… Теоретик. Тоже мне учёный.

Ведь в кармане советского школьника чего только не было. А вот найти в этом мусоре десять копеек? Ваще пара пустяков!

- Не «ваще», а «вообще», - привычно поправила меня мама ловко кроша на блюдце для Цыпа куриное же яйцо.
- Ничего. Выкормим.
И… Выкормили.

Цыпа вырос голенастым бодрым петушком.
Арийская белокурая бестия ловко гоняла по нашей квартире и очень смешно тормозила. Цыпа, словно большой самолёт, хперед концом рабега по взлетно-посадочной полосе, в коридоре растопыривал свои хилые крылья, ставя закрылки и даже уже начинал временами подлетывать у входной двери.

Характер Цып имел боевой. Не кукарекал. А вот старшему брату его плохая привычка засыпать в очках сослужила хорошую службу и спасла его глаза в полном смысле этого слова.

Заснул он за очередным своим шопенгауэром придя с завода с работы, а проснулся от яростного стука в очки. Открыл глаза, а в глаз клюв… И по стеклу.

История умалчивает, но безусловно затаил. И стоило мне уехать на экскурсию в Прибалтику… Как моего весёлого Цыпа якобы на балконе забили возможные чайки.
- Только кровь и перья. Много крови… - зловеще нагнетал старший брат.
Не простил, видно, пернатого.

Вообще нужно вам сказать что у нас в доме живность была всякая всегда.
Обычно за доставку щенят и котят в дом отвечал отец. Его дело было принести, а дальше уже наше детское маму уговорить.
Как-то не очень задержался у нас аквариум.

Вообще владельцы аквариумов в СССР это была особая каста. Это вам не какие-то киски-собачки.

Сейчас в двадцать первом веке век вещей короток. Сломалось – выкинули. Народ совсем разучился руками работать.

А я ещё застал работяг на заводе, которые врезали фильтр в одноразовые зажигалки и затачивали одноразовые бритвы.
- Как можно выкидывать ВЕЩЬ КОТОРАЯ РАБОТАЕТ! – возмущались они.

Это было суперрукастое поколение людей неиспорченных эпохой перепроизводства. Ещё не рычали на мировых рынках восточные тигры. Ещё не засыпал дешёвым ширпотребом всех Китай.
В моём мире детства ремонтировали и чинили практически всё.

Так вот!
Аквариумов готовых и фабричных попросту не было.
Конечно можно было купить сделанный чужими руками на Птичьем рынке у Калининской площади, но…
Так не интересно.

Склеить аквариум, крышку. Найти компрессор, термометр. Корм. Дафнии. Червяки завернутые в газету.
И, только после всего этого, купить-выменять-выпросить рыбок.

Нет, друзья, никакой особой экзотики.
Парусники сколярии, весёлые полосатые барбусы, живородящие гуппии, золотые рыбки, неоны, сомики, меченосцы, телескопы, улитки.

Много хлопот было с аквариумом.
То потечёт. То компрессор сдохнет. То корм испортится. То червяки из «Правды» расползутся по всему столу…

Какое-то время аквариум стоял пустой после рыбок. Потом там жила недолго черепаха.

Недолго потому что я решил её прогулять и не нашёл потом в траве у дома. А через какое-то время громоздкий аквариум и вовсе пропал с нашего письменного стола.

Я же говорю – тяжело было быть аквариумистом и ихтиологом в Советском Союзе.

Лично мне аквариУмные люди среди других любителей природы всегда напоминали таких же узких специалистов.

Как-то заехал к другу в гаражи…
- Скажи мне друг, а может кто посмотреть и подшаманить мои «Жигули»?
- Да легко! Вон в пятом, лвенадцатом, двадцатом, девятом боксе. Ещё в трех – там по «Москвичам».
- А этот мужик хмурый?!
- А это Ваня. Он по «Волгам». Он только по «Волгам». Исключительно.

Вот и держатели золотых рыбок были тоже… Особенными.

Кисок и собачек, в отличии от рыбок, мы никогда не покупали.
Мы их находили.
Находили и тащили домой всей компанией.
Если нас гнали с нашей находкой из одного дома, мы не расстраивались и шли в следующий.
В конце-концов мы всех спасали.

У наших кошек было не девять, а девяносто девять жизней.
Они ели чёрствый хлеб и кильку в томатном соусе. Им не стригли когти.
Более того. Они никогда не встречали ветеринарного врача.
Коты весело бренчали яйцами, а кошки ходили часто беременными.

Мы с братом любили зверушек.
Кстати! Самую большую зверюгу в нашем доме притащил именно старший брат.
Когда он поймал на улице шапкой меховой комочек, то думал что выловил очередного котёнка для квартироустройства.

Однако!

Однако при ближайшем рассмотрении нами был опознан заяц руссак одна штука самец. 

Во время подготовки к освоению прыжковой программы со стола косой повредил левую лапу и стал прихрамывать.

Содержание в неволе, производственная травма лапы и вообще не могли не сказаться на характере нашего милого зайца.

Заяц жил у нас на балконе в массивной металлической клетке , созданной папой золотые руки. Русак был огромен, злобен и зело вонюч. Конкретный арестант.

Папаня, приходя домой после тяжелой работы привычно дёргал нам нервы просьбой к маман сделать ему наконец-то рагу из зайца.
Сколько, мол, кормить лопоухого можно.
Радостно послушав наш с братом мяв и рёв, папа с чувством выполненного долга шёл смотреть свою суперсерию СССР – Канада.

Так бы всё и шло по накатанной колее и дальше, если бы не брат.

Так однажды вечером отец придя с работы и привычно пошутив про рагу не нашёл в доме главного ингридиента – зайца!
Как Па орал, увидит вместо мясистого зайца, двух маленьких мохнатых морских свинок.

Размеры зайца в его руках всё больше и больше увеличивались и он искренне не понимал, как можно было сменять ТАКОЕ! на вот такое…

У косяка двери стоял и смотрел на эти пантонимы старший брат и молча зловеще улыбался.
1:1 горело в воздухе.
Канада сравнивает счёт.
И в голове его играла бодрая музыка.

Юнатка! Где ночи полные огня.
Юнатка! Зачем сгубила ты меня?!

Станция юных натуралистов у Поклонной горы разменяла нашего зайца на двух морских свиней.

И ещё долго глядя на них отец сокрушенно качал головой и разводили свои руки.

А заяц…

А что заяц?!
«… Вот однажды вечером принесли ей весточку,
Сообщили матери, что в расцвете лет:
«Соблазнив приятеля, Ваш сыночек Витенька
Темной-темной ноченькой совершил побег… «
Михаил Шафутинский.

Я ж говорил.
Заяц был лютый зечара и в первую же ночь прорыл дыру под вольером и дёрнул в лес рядом с юнаткой.

Всё что я вам рассказал, дорогие мои читатели, то не сказка была, а присказка.
Но вы меня не перебивали - я и рассказывал.

А рассказ о папиной охоте – вот он.

Началась охота эта с мамы.
Мама возвращаясь домой увидела у нашего дома машину с надписью «Живая Рыба».
«… А почему бы и не пуркуа…» - подумала старший инженер и купила крупного молодого перспективного сома.

Так как ей нужно было ещё попасть на родительское собрание в школу к младшему сыну и послушать про подготовку к экзаменам старшего сына, сом был отнесен домой и под наши с братом дружные вопли отпущен в ванную плавать в холодной воде.

«… О! Сом!!!...» - очень обрадовался живой энергичной Рыбе папаша придя домой.
«… Ща я его!...» - сказал бывшая лиговская шпана и нынешний металлист высшего разряда перебирая свою коллекцию самодельных ножей.

«…Учитесь сынки пока я жив!..» - жизнерадостно произнёс батя и ринулся в неравный бой.

Молодой перспективный сом дал папе «леща» хвостом и папа кубарем вылетел из ванной.

«… Ах ты так!...» - вскричал отец и схватив верный молоток стал гоняться по ванной за скользким сомом попадая всё время молотком то себе по руке, то сбивая эмаль с ванны.

Мне было очень смешно.
Я стоял и жизнерадостно ржал.
Папа бил ванну.
Брат хмуро наблюдал за охотой отца за сомом.
В самый разгар веселья, когда казалась победа над сомом уже была близка, вернулась Ма и прекратила этот бардак.

Насквозь мокрый папа был выдворен из ванной. Пробка вытащена и вода спущена. Храбрый сом тихо уснул и был злодейски зарезан, зажарен и сьеден.
Вот так и закончилась папина охота.

А всё от того, что женщины все практичны, но ни фига не петрят в героических делах.
И только коцаная ванна ещё долго напоминала всем о той неравной битве, которая бушевала в ней.

Гарнизон

Жизнь в заполярном гарнизоне проста и сложна одномоментно.

Это как в селе. Вот, вроде бы и поздоровкались с тобой... А вот как? Где? Каким тоном? А кто первый? Ньюа-ансы...

Вот и посёлок с общагой, Домом Офицеров и пятиэтажками тоже большое село при военной базе флотилии подводных лодок. Все радости и трагедии видны как на ладони. 

Самая страшная беда гарнизона - скука. Ну никак не получается занять работой всех выпускниц ленинградских ВУЗов.

Им когда-то казалось, что их план Выйти Удачно Замуж вполне себе удался. 
И держась за ручку, блестящего золотом молодого лейтенанта, ленинградская невеста уверенно топтала первые метры вечной мерзлоты.

Вечной мерзоты...

Общага, где нет возможности побыть одним, с вечными пьяными гулянками и бесконечным обещанием когда-то квартиры...

Да и квартира та... А что в ней одной "куковать"?! Деньги есть. Денег, по советским временам, даже много. А купить на них нечего. А если и купить чего, а где это "чего" выгулять? И мама домой в Ленинград зовёт...

А лейтенант уже не золотой, а серый. И губами во сне шепчет не её имя, а расположение боевых постов и действия по тревоге.

Это в Ленинграде он был лейтенант!

А здесь он... как это... карась пучеглазый и честь ему никто не отдаёт. И она... не отдаст!

Так как мусорка приезжает в 7 утра и уезжает в 8, а наша фея раньше 10 не встает... То ведро с мусором высыпается с пятого этажа с ленивым зевком.

А нечего!

Чуть позже наш лейтенант, взяв ломики и пару краснофлотцев, будет отковыривать оледеневшие нечистоты у башни прекрасной принцессы.

Каждый лейтенант у своей пятиэтажной башни.

На работу устроится в гарнизоне невозможно. Выпускница филфака с красным дипломом мечтает о должности парикмахера. А должность продавца в маленьком магазине... Это вообще креатура начальника штаба флотилии.

Впрочем, тссс, я вам ничего не говорил.

Лютые ветра, восемь месяцев полярной темноты, как здесь можно детей рожать, нет витаминов, мама зовёт, нет работы, мужа нет рядом и...

Лейтенант много пьёт.

Вначале она уехала ненадолго к маме и он мотается на переговорный пункт. Потом уже реже. Потом ещё реже.
Ещё он говорит всем, что она вернётся.

Она не вернётся. Ассоль запуталась в парусах быта. Прости Грей.

Лет через двадцать она увидит в телевизоре знакомое лицо моложавого вице-адмирала начнёт суетливо искать общих знакомых, пытаться писать, жеманно хихикать, но всё прошло, всё...

Дети 22 июня

 Позвонила из Екатеринбурга Ксюша.

Для меня всегда звонок ребёнка, как премия.
Живут мои любимки от меня далеко, за две тысячи километров, доча много работает, да и вообще жизнь кипит и бьёт ключом.
Поэтому звонки нечасто у нас.

Я, конечно, ворчу на неё что забыла совсем старика, а сам вспоминаю, что вот так же и мои родители ждали от меня звонка.
Тогда я честно не понимал, зачем так много и часто звонить - новости не успевают накапливаться...
Теперь я вполне их понимаю и голос моего ребёнка, его тон, звук, дыхание, мне скажут иной раз много больше чем её слова.

Доча конечно расстроена и переживает из-за военной ситуации в нашей стране. Её муж и мой зять Василий, бравый красавец военный, капитан, и поводы для волнения у нее, разумеется, есть.
Да ещё то, что все родные в Петербурге, а она в Екатеринбурге.
От бурга до бурга - пол России.

- Папа! Ну почему именно на долю нашего поколения! - голос дочки звучит как речь на комсомольском собрании
- Выпала такая война!!! Почему именно нам?!

- Почему именно вам... - хмыкаю я.
- Ну у моего поколения, скажем так, тоже были и Афган, и Приднестровье, и две Чеченских. Плюс Абхазия, Таджикистан и очень ещё много чего...

А вот твою бабушку и дедушку немцы в войну в детстве расстреливали.
Потом-то они, конечно, жили нормально...

Ну, как нормально. Под старость у них вначале отобрали страну. Следом все накопленные деньги превратили в мусор. Далее отобрали институт и завод, где они работали. И платили нищенскую пенсию за их годы труда.

- Папа! Да почему блин так то всё у нас, - завозмущалась моя ребёнка.

- Потому что это Россия дочь! - сказал я.
- Здесь всегда было трудно, но нужно жить.
Нам бы хотя бы лет сто чтобы к нам на нашу землю не приходил враг и смута. Чтобы не летели чёрные птицы бомбить в четыре утра наши города.

Как это было 22 июня 1941 года...

Дети двадцать второго июня.

Вот скажи мне читатель, чем думают эти новобрачные, когда клянутся друг другу в верности до могилы?!
"... И умереть в один день..."
А о детях, простите, вы подумали?!
Что они при таком смертельном дуплете чувствуют?

Вот так и у меня.
Жили себе мои родители 20 лет в разводе в разных концах Петербурга вполне себе благополучно и умерли.

Маме было 66, а папе 68 лет. Вообще не возраст сейчас. Ничем особым и не болели.

Ну как не болели...
Дети войны всё-таки.
Я здесь, мой читатель, немного напишу о них, ладно?
Я думаю, ты мой друг, простишь мне всю эту лирику.

Мой отец, Черкасов Владимир Егорович, родился в 1934 году в городе Ленинграде.

22 июня 1941 года, когда началась Великая Отечественная война, ему было семь лет.
Про войну отец мне никогда ничего не рассказывал. И только из рассказов бабушки Маши, его мамы и тети Марии, его сестры, я узнал, что встретили войну они в Ленинграде.

Дом их на улице Курляндской двенадцать разбомбили немцы полностью. Теперь вместо этого дома пустырь. И после десятого дома сразу идёт шестнадцатый.

Бабушка моя в момент бомбёжки работала на строительстве земляных укреплений на будущем знаменитом Невском пятачке.
С очередной партией землекопов к ней с новостью про то, что их дом разбомбили приехала её соседка.

Бабушка мне часто потом об этом дне рассказывала...
Как она, раненной чайкой летела, ехала, бежала к руинам своего дома и своей семьи.
И, как ей на встречу из соседнего дома вышла ее дочь и двое её сыновей.
Дети ушли играть к своим друзьям в соседний дом. За полчаса до бомбёжки.

А потом она, пережив с семьёй самую первую, самую страшную зиму сорок первого года, получив похоронку на мужа, моего деда Егора, который успел прослужит всего полтора месяца и погиб под Колпино не пропустив Врага в свой Город, вместе с детьми уехала весною в эвакуацию к родственникам в Калининскую область.

Есть замечательная русская поговорка:
"Из огня да в полымя" - она, наверное, лучше всего вам скажет, что же случилось дальше...

Наши части вынуждены были отступить и бабушка вместе с семьёй оказалась в оккупации.

Немецкий оберст любил стрелять в русских.
Поскольку он работал в тылу немецких войск, жажду пострелять в русских он утолял так:
- когда его рабочий день в офисе не был благополучен, оберст пил шнапс и выводил из амбара, куда выселили хозяев дома и бабу Маню с детьми, двух русских мальчиков.
И... Расстреливал.
Поводы оберст находил самые разные.
Кара была одна.
Расстрел.

Расстрел русских детей, их сопли и визги, мокрые штаны у младшего Бориса и мат от старшего Владимира, благотворно влиял на чуткую арийскую психику и давал ей столь нужную разгрузку.
И оберст вновь мог работать на Великий Рейх.

Тысячами километров южнее, близ Переяслава-Хмельницкого в селе Демьянцы в это же время кипели нешуточные страсти.

К новым властям обратились некоторые сознательные граждане из близкой родни бабушки Гали, мамы моей мамы, и написали честь по чести на нее донос.

По словам мамы, её папа дедушка Андрей перед войной стал собирать по схеме из журнала телевизор. Во как!
И, когда германцы объявили об обязательной сдаче под страхом казни всех радиоприемников, бабуля справедливо решила, что недоделанный телевизор без кучи деталей и кинескопа - это точно не радио.

К сожалению кто-то из её родни решил иначе.
Бабушку очень хотели повесить, но не повесили. Недоделку отобрали. Ещё пропали из семьи царские золотые червонцы. Возможно потому и не повесили.

Забегая вперёд скажу, что я так и не выяснил ни истиной подоплёки этого дела, ни кляузника.
Одно знаю точно.
Сразу как закончилась война, моего деда Андрея послали в командировку под Умань в село Бабанка. Там он должен был наладить и возглавить МТС района. То есть он заведовал всей сельскохозяйственной и строительной техникой.
Он забрал всю свою семью с собой и больше они связей с остальными родственниками не поддерживали.

Когда мне было четыре года, моя мама сделала попытку и приехала в Демьянцы с сыновьями.
Мы переночевали там только ночь.
Я слышал, когда засыпал какой-то шумный разговор. Рано утром мы, как пробка из шампанского, вылетели из этого села. И больше ни-ни.
Даже разговоров не было.

А тогда, в войну, бабуся, конечно, хлебнула лиха с детьми.
Маме на момент освобождения уже исполнилось восемь лет и вот как она рассказывала про этот момент:

- Бои шли страшные. Село несколько раз переходил из рук в руки.
И, вот когда уже немцы отступали совсем, а жители попрятались в погребах, по селу побежал мальчишка.
Я, до сих пор его помню, - говорила мама.
- Перед глазами стоит. Он бежал, открывал погреба и кричал, чтобы люди выходили наверх. Так как немцы гранаты в погреба кидают.
- И что с ним было мама? Спасибо-то ему потом сказали?
- Убили его сыночка, - глухо сказала мать.
- Застрелили. Так и лежал на дороге. А он нас спас. Мы вылезли наружу и уже совсем без сил сели на землю у хаты.
Немецкий унтер, что замыкал оступающую колонну, со злости дал длинную очередь из автомата по нашей хате.

Да.
Тоже поверх голов.
Не убил.
Мама до старости не могла слышать немецкую речь.
Ей физически плохо становилось.

После войны село стали по ночам навещать бандеровцы из ОУН-УПА.

Учитывая, что маме до её школы нужно было идти через лес приличное расстояние, наличие бандитов и, размножившихся на мертвечине за войну волков делало путь к знаниям чрезвычайно опасным.

В ту первую послевоенную зиму бандеровцы убили мамину любимую учительницу с Донбасса. Повесили в лесу на дереве.

Когда мне сейчас отдельные знакомцы несут чушь про мои промытые мозги Киселевым и Соловьёвым о бандитах Бандеры...
Я узнал об этом в возрасте десяти лет от своей мамы, которая жила там и а то время.

А мама...

А мама заработала порок сердца и сорвала голосовые связки.
Потому что один раз она вначале бежала через лес от бандитов.
А потом сидела до утра на дереве.

- Да. Давала концерт волкам под деревом. Громко пела. Думала кто услышит. И не так страшно сидеть на дереве было. А ещё чтобы не уснуть.
Утром волки ушли. Не сразу, но ушли...

Вот этот порок сердца стоил ей клинических смертей во время родов детей.
И, если с братом Андреем, всё произошло очень неожиданно. То меня маме просто запрещали рожать из-за угрозы смерти. И всё равно. И снова клиническая, не смотря на дежурный кардиологов.

Вот такие подвиги любящей женщины.
Любили ли мои родители друг друга?
Вне всякого сомнения.
А что ж не жили вместе?

А жизнь так сложилась ребята.
Жизнь.
Сложная простая штука.
Иной раз женщине приходится решать или-или.
Или она женщина и она до конца со своим мужчиной.
Или она мать и она до конца в своих детях.

Батя пил. Мы росли. Начинались уже у нас с ним тёрки нехорошие.
Мама долго терпела, уговаривала.
Папа виноватился, обещал.
И снова всё выносил из дома.
Чем успешнее росла мама в профессии инженера, тем больше терял квалификацию металлиста отец.

Кризис тянулся ещё долгие, душные два года. Родители развелись в 1978 году.
Мне исполнилось восемь лет, и я искренне не мог понять, почему папа переехал в нашу детскую комнату, и сидит там целыми вечерами один.
Я весёлым колокольчиком носился по нашей трёшке на улице Руднева и пытался помирить родителей.
Мой детский разноцветный мир лопнул под моими ногами , как старый резиновый мяч.

Наконец в 1980 году мы разъехались.
Тётя Майя (так-то она Мария, если что) долго язвила и скандалила у мамы на работе.
- Я всегда говорила что ты, хохля, Володьке не пара! - кричала она.
Институтские ИТРовцы с интересом слушали в рабочий полдень сводки с полей.
А чего им не слушать-то было...
Институты у мамы и тёти стояли рядом.
Обида за младшего брата пламенем Данко жгла сердце истинной и коренной.
- Дайте мне автомат Калашникова!
Я всех хохлов перестреляю! - в пьяном угаре ревел отец. Обидели.

Вот и это тоже.
Проблема послевоенных мальчиков.
У большинства девочек папа - герой, отдавший жизнь за свободу и независимость Родины.
Или живой. Герой.

А они, мальчишки войны, войну то хлебнули досыта. Но...
В основном - не герои.
Не такие Герои, как Папа.

Количество разводов в этом поколении просто ужас. В том числе и по этой причине.
Сильный Папа - Слабый Муж - Сильная Жена = Развод.

Отец умер 22 июня.
22 июня 2002 года.

Вечером субботы он поздоровался с соседками на лавочке и быстро зашагал на свой пятый этаж хрущевки.
В полиэтиленовом пакете приятно звякал сладкий "Агдам".
В это время тромб уже шёл, оторвавшись от застарелого ушиба на ноге, по артерии к мозгу.

Он ещё успел открыть дверь и умер в квартире своей мамы, которая скончалась в 92 года три месяца назад в марте того же 2002 года.

- Да... Футбол, - говорил он мне.
- Опасный вид спорта. Ногу сломать запросто можно. Я, вот когда с вашей мамой встречался, играл защитника.
Ты вот кого играешь?
Воротчик?
Ну, вратарь это ещё что...
А вот меня в последней игре так перепахали...
Да... Нападающий бежал. Молодой. Прыткий. А у меня уже фирменный приём был. Я "корму" разворачивал и раз, его на бедро.
Но не в этот раз.
Тот подбежал ко мне и кааак звезданет шипами по голени.
Я и спёкся. Аут. Шипы из обрезков гвоздей. Команда во вторую лигу от завода, а я бутсы на гвоздь и к станку арбайтен.

Главный мой ПОСТУПОК был в десять лет в том, что когда родители разъехались, я сказал и маме и папе так:
- Мама! Для меня папа всегда папа. Я буду к нему ездить.
И мама никогда мне не запрещала общаться и ездить к отцу.

С тех пор, до самой своей военной службы, я ездил через весь город на метро от станции "Удельная" до станции "Электросила" и далее на двадцать пятом трамвае до автотранспортного техникума на улице Бухаресткая и к дому.

Вначале папа встречал меня в метро, потом у метро, потом на остановке трамвая, а уже совсем потом – уже дома.
Бабушка, как румяный пирожок, всегда меня привечала и часто готовила салат оливье и вкуснейший торт "Наполеон" из кучи ароматный хрустящих коржей щедро промазанных фирменным взбитыми сливочным кремом из сгущенного молока и свежего сливочного масла. Перед отъездом бабушка, как я не отнекивался, всегда сорвала мне красненькую, десять рублей на вкусняхи.
А я всегда отдавал их маме по приезду.
Впрочем, я лучше как-нибудь о бабусе отдельно напишу.
Поверьте друзья, она того точно заслуживает.

Я играл в шахматы с дядей Борей и отцом. Общался с тётей и двоюродной сестрой Иришкой. Резался в карты с бабусей в "дурня" и в "пьяницу".
Ира меня в бридж научила играть.

Папа всё хотел меня куда-то отвести. То на хоккей, то на футбол, то просто в кино. Но нам и дома у него было не скучно.

Брат получил квартиру бабушки после её смерти и где-то в середине поминок по ней, уже выпив, зыркнул на меня и сказал:
- Я одного не понимаю. Чего ты мотался сюда, как настеганный все эти годы до военкомата?!

Вопрос повис в воздухе риторической кляксой.

- Ну поехали. Чего сидеть, - бухнул мне брат. И мы поехали по-английски - не прощаясь.
Бабушку помянули, чего же ещё делать с другими людьми за столом. Видеть, как ревёт и плачет пьяный отец, уже было невмоготу.

- Как неудобно. С хозяевами не попрощались, - сказала жена брата Светлана ловко руля машиной.
- Здесь хозяин. Можешь попрощаться, - обрезал брат.

Чего я мотался туда...
Да, брат, в двух словах тебе и не объяснишь.
А так, умные люди говорят:
если надо что-то объяснять, то уже не надо ничего объяснять.
Больше сюда мотаться я точно не буду.
Кончилось детство.
Теперь в марте 2002 уже совсем...

Не знали мы, никто из нас, что самые главные испытания для нас в 2002 году ещё впереди.

За год до смерти папа начал ходить активно по врачам, мазать этот старый желвак какими-то мазями.
Возможно, что и из-за этого тромб пошёл.

- С мамой твоей на дискотеке, тьфу, на танцах познакомился. Сразу решил, что будет моей. Ухаживал за нею долго. У сестры какая-то её подруга для меня приготовлена была. Но я выбрал себе Веру.

А ещё с этими хохлами...Ну всё не как у людей.
Поехали к ней в село знакомится с ее родителями. Выставили закуски они много, а самогонки чуть. Выпили, закусили... Глянуть я не успел, уже горилку убрали.
Мне же интересно. Да и не положено так. Жмоты, одно слово.

На другой день вижу я их рожи постные, ну и сам в ихний шинок пошёл.
Часа не посидел тесть прилетает, снова здорова, мол он человек в районе уважаемый, а я здесь с местными ханыгами сижу, ему характеристику порчу...
В общем, Саша, я с такой доброты на третий день уехал. Будут они ещё мне указывать с кем мне пить. Хохлы.

С пьяным папой даже я боролся.
Помню было мне лет пять.
Может самую чутка поменьше.
Отец тогда работал в литейке рядом с нашим ясли-садом.
Мы, когда с пацанами на прогулку шли, всегда гадали, какого цвета сегодня будет снег - чёрный или фиолетовый.
Некоторые мои бро снег ели. Я не ел. У меня отец литейщик. А в снеге - кака.

Папа забрал меня ранним летом в свою литейку с сада.
- Как интересно, - подумал я.
- У них и бильярд здесь есть. (ну это я, конечно, много позже узнал, что это был бильярдный стол).

А вот у ножки стола стоит бутылка.
Я такие бутылки уже дома видел.
Мама тогда громко кричала, а потом тихо плакала.
Опять будет.

И вот, в раннем возрасте сложив логические непротиворечивые цепочки я совершил свой ПЕРВЫЙ ПОСТУПОК

Вот скажи мне, мой дорогой читатель, а ты хорошо помнишь СВОЙ первый ПОСТУПОК?

Я шандарахнул бутылку беленькой о ножку биллиардного стола.

Вечер в ЛИТО был безнадежно испорчен. Владимира Егорыча рабочий класс ввёл в расходы на ещё один пузырь, и моя антиалкогольная компания потерпела крах.
Но...

Продолжение имело место быть.
На следующий день была суббота и, что главное не чёрная рабочая, а вполне себе красная - выходная.

Идеальная советская семья шла по Сосновскому лесопарку.
С Сосновкой, у меня конечно много воспоминаний, но вот это продолжение Марлезонского балета стоит особняком.
- Дзынь-дзынь, - весело кричал я, нарезая круги вокруг большого озера по песчаный дорожкам на своём велике с толстыми красными дутыми колёсами. И двумя приставными сзади. Я же ещё маленький!

Маман быстрой походкой шла впереди с папахеном и рихтовала его уставший мозг после вчерашнего излияния его же любимым зензубелем.
Братан-очкарито пытался засачковать красивых стрекоза и баб.
В общем, всем было не до меня.
А зря!
Я ведь вчера уже начал совершать ПОСТУПКИ!
И здесь я совершил ПОСТУПОК номер ВТОРОЙ.

Я направил своего верного дутыша В ОЗЕРО!!! Как тебе такое Илон Маск?!

Да в принципе никак. Он тогда ещё и не родился.
Я мужественно тонул вместе с дутышем, папа и мама продолжали вдалеке впереди ругаться, очкарито полез в воду.
Тоже захотел купаться?
Эээ... Зачем же по ушам бить?!
Жадный. Имущество спасал. Дутыш. Ну и меня, я же лисапед не бросил.

Давайте посчитаем.
Брату Андрею было на тот момент, эээ, пять плюс семь равно...
Двенадцать лет.
Дети в пять лет по данным Всемирной Организации Здравоохранения весят в среднем около 18 килограмм.
Велосипед мой весил около десяти - двенадцати килограмм.

Брат вытащил нас с железным конём на берег одной (!!!) рукой выжав на рывок более 30 килограмм.
При этом среднее значение массы мальчика двенадцати лет по данным того же ВОЗ 36 килограмм.

Нереально. Но факт.

Конечно он тут же разорался.
Не умеет ПОСТУПКИ тихо совершать!
Набежали папаня с маманей и, наконец, закончили свой словесный дебош.
И мир в джунглях был на тот день спасён.
Потому что мужество и воля - вот что нужно для поступка.
А не сачок какой-то...

Мама умерла утром 6 июля.
Уснула и не проснулась.
Она лежала в постели с томиком Дарьи Донцовой, улыбаясь какому-то сну...

Хотя почему какому-то...
Знаю я этот сон.
Сама мама и рассказала о нём, когда уже умирала от гриппозной инфекции с осложнениями в далёком 1991 году в обшарпанной Мариинской больнице.

Весна.
Пашня.
Чёрные комья украинского чернозёма. И дедушка Андрей и бабушка Галя выходят к ней навстречу.
А теперь ещё и Володя. Её любимый мужчина. Наш папа.

Мы маленькие всё пытаемся судить-рядить родителей, всё нам кажется, что вот-вот подрастём и поймём.
Но никогда быстроногий Ахилл не догонит эту черепаху.

- Я отца вашего любила. И замуж за других не пошла. Всем он был бы хорош, если бы не пил.
А как пил он и себя забывал.
Вы росли, и закончилось бы это всё поножовщиной, - устало говорит мама.

Ребята! 31 год это совсем не тот возраст, когда можно принять такие потери разумом разом.
Бабушка, отец...

- Мама! Ты держись! Все нормально будет. Сейчас ремонт у тебя замастрячим и живи. Теперь всё хорошо будет, - говорю я.

И мы едем с мамой и она выбирает себе обои в комнаты.
- А на кухню я вот эти, смешные, вроде как детские хочу, - робко улыбаясь, говорит мама.
- Конечно! Какие захочешь, - мне стыдно. Мне очень-очень стыдно за то, что меня не было рядом. Годами не было рядом.

Моя мама никогда ничего и не просила.
Только вечно своё пыталась отдать.
А тут как - не просит, значит и не нужно...
Ой, как стыдно...

Когда по маме были поминки, мамины братья и сестры, приехавшие с Украины, ходили и оценивали ремонт в маминой квартире.
- А вот в этой комнате схалтурили. Смотри русты все разошлись на обоях, швы не промазали...
Брат на поминках встал и сказал, что квартиру де я собирался продать, а мать то выпереть. Поэтому и ремонт я оплатил.
Ой, как стыдно за вас... Очень.
И так меня эта ложь в сердце ударила, что я заплакал. Впервые за все эти три смерти.

Не мог я родным дяде и тетям сказать, что буквально силой заставил женщину-маляра закончить дрожащими руками ремонт в квартире, где только что умер человек, с которым она ещё вчера общалась.
Она и денег уже никаких не хотела.
И мне пришлось, сжав всю свою волю объяснять ей насколько это важно для меня. И для мамы. Попрощаться со всеми родными в её доме.

Позже, уже на поминках им уже было не до ремонта. Мамино лицо после смерти неуловимо изменилось и стало не маминым, но удивительно похожим на...

и я вспомнил, где я видел.

У мамы, далеко закопанная в постельном белье, всю жизнь лежала стопка фотографий в черном конверте, с похорон моей бабушки Клавы - маминой мамы.

И я вспомнил это лицо.

И понял суетность маминой родни.

Они не просто хоронили первую из них и старшую сестру. 

Нет. Они ещё раз хоронили свою маму. Они тоже заметили сходство это.

Восьмого мая, этого 2023 года, умерла моя любимая тетя Люба.

Она была последней из Семьи и они снова вместе, дети ветлы, как называли их в их детстве.

Первая их хата в селе Бабанка стояла у реки и вокруг обильно росли косматые ивы - ветлы.

- Из хаты можно было прямо в речку прыгать, - смеясь рассказывала мне тётя Люба маминым голосом.

Голоса у них похожи были очень.

Теперь уже не услышу.

Не смог я брату тогда и потом сказать, что расплатился я с маляром быстро, а вот потом ещё три часа узнавал от неё в подробностях предпоследний и последний день моей мамы.

Брат говорил, что мама вела себя странно и неадекватно перед своим концом. Мол ушла в лес на час другой, а пропала аж на пять часов. А когда вышла из леса стала буквально требовать отвести её домой.

Всё так Дюша. Всё так.
Не знал ты, что вышла из леса через два часа мама с другой стороны твоего прекрасного дома.
И услышала как её старший сын, и невестка обсуждают её за глаза.
Что же вы такого говорили, чтобы мама ушла в лес плакать ещё на два часа и потом не смогла рядом с вами и день пробыть?

Дорогой читатель!
Прости меня за возможно излишнюю откровенность.

И я был вовсе не святой в данной ситуации и тоже маме напоследок дёрнул нервы, пытаясь сказать, что всё плохое, мама, позади, (я тут смертоубивался, да не прибился) и уж теперь точно заживём...

Не случилось.

Мои родители жили недолго, часто несчастливо и умерли практически в один день в разных районах города.

Вы любили друг друга и нас, ваших детей.
Мы помним вас, детей 22 июня и рассказываем о вас вашим внучкам.
Пусть земля вам будет мягким пухом.
Царствия вам Небесного.
Ваш сын.

Подъем с переворотом

Умер Горбачев. 
Сильные лидеры Запада, с болью в сердце, встретили новость о смерти своего старого друга-туземца Горби. 
Жизнь Михаилу выпала долгая, он успел увидеть дело рук своих. 
И услышать и запомнить свою оценку от простых советских людей. 
Осиновый кол и чеснок на гарнир к пицце. 
Сегодня он умер окончательно. 

А вот тогда… 

- Экипаж подъем, - ревел дежурный по экипажу. Выходи строиться, форма голый торс… 
Ну голый торс, так голый торс… 

В августе в Заполярье в Гремихе утром с голым торсом бежать с форсом приятней, чем скажем, в январе или феврале. И, если тебе надоело бегать одной и той же тропой к памятнику северному оленю, то это гремихиханец твои личные комплексы… 

Начальник штаба дивизии капитан первого ранга Тесленко был ярок и харизматичен. 
Среднего роста, с хорошей прокаченной мускулатурой, Тесленко имел физиономию позднего Адриано Челентано. Сходство было поразительное. 
Флотские остряки очень быстро привели к соответствию облик и характер начштаба привычно сократив Челентано до Чили и, как следствие, Пиночета. 

Начальник штаба любил физическую культуру, как наиболее близкую ему культуру. 
Я не любил физкультуру, предпочитая литературу. 
Огонь и лёд… Мы не сошлись характерами. 

Вот сейчас мой читатель возмущённо крикнет:- Хватит заливать! 
Где ты и где начальник штаба дивизии?! 
Тебя бы размазало по тундре его самодурство… 

Дорогой читатель! 
Капитан первого ранга Тесленко был спортсмен. 
А то, что ты предлагаешь, как минимум, неспортивно. 

Он пытался меня поймать в честном бою на невыходе на физкультуру, а я раз за разом выбегая на пробежку с голым торсом верх одежды брал с собой. И завернув в беге за ближайшее здание выходил из-за него уже бравым, полностью одетым, краснофлотцем и шёл в штаб в шифрпост. Где готовил себе завтрак, слушал радио и пил чай. 

Один! 

Когда ты, практически все время, среди какого-то коллектива – это было бесценно. 

И вот настал он – звёздный час будущего адмирала! 
- Черкасов! Вы проканали сегодня физическую зарядку! 

- Так точно тщ капитан первого ранга. Я болен. У меня температура. Разрешите убыть в санчасть! 
И убыл. 
Температура 38 не шутки вам какие-то… 

Вид Тесленко… 
Все торпеды мимо!!! 

Вот так мы и развлекались бы ним до самого моего дембеля, если бы не переворот. 

Порядок прохождения шифртелеграмм прост и понятен – сверху вниз. 
И, начиная своё путешествие в Генеральном штабе в Москве шифровальная телеграмма постепенно обрастает, как Барбоська блохами, самого разного рода канцеляризмами власть имеющих. 

- Выполнить! 
- Исполнить!! 
- Утвердить!!! 

Лишь в самом низу пищевой цепочки, на любой шифртелеграмме появляются каракули командиров атомных субмарин флота СССР. И пока не распишется всякий який ты шифровку в дело не подошьешь и в секретку не сдашь в архив. 
Почему так подробно рассказываю об этой всей бумажной бюрократии? 
А вот жизнь такая была. Росписи иной раз за кэпов расписывали. Но не в этот раз…. 

За два тёплых тельника с начёсом я купил неисправный телевизор. 
Сидю – чиню. 
В шифрпосту волшебный запах канифоли. Возле небольшой пальмы завалы от слитой заварки. Чайные барханы. Пальма судорожно пытается выжить и мы тоже. 

Нынче я, главный старшина Черкасов, исполняю обязанности старшего специалиста шифровального отдела дивизии атомных подводных лодок Северного флота СССР. 

Прониклись? 

А всё потому, что август. 
Пора отпусков. 
И, наш флаг-специалист вот также замещает флагманского спейса только уже флотилии. 

А чёрт!!! 

На палец припоем с перепугу капнул. 
Чёрный ящик ещё ничего не показывает, но уже начал активно шипеть… 

Понедельник 19 августа 1991 года. 
Понедельник день тяжёлый, но подстроив гетеродин я слышу: 
Папам-пара-парапам-парапарапам… 
Лебединое озеро. 
Балет. 

Попытка переключить ПТК с помощью пассатижей возвращает меня к бессмертной классике Петра Ильича Чайковского. 

Вдруг сквозь лебединый клекот центральных каналов прорывается игривое ржание канала Россия. 

СРОЧНЫЕ НОВОСТИ!!! 

Да знаю я эти новости… 

Переворот в стране. Путч. 
Вон на коричневом столе сиротливо лежат две совсекретные телеграммы от Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению. ГКЧП вкратце. 
И, такие телеграммы доложу вам братцы, что стреляться охота. Тяжелые. 
И так нелёгкий понедельник становится совсем неподъёмным. 

- Не допускать, арестовать, исключить, принять меры, оградить, ждать дальнейших указаний… 

На лодки загрузили всё на полгода плавания. 
Вот именно. Всё! 
Включая и все компоненты Судного Дня. 
Теперь мои кореша сидят в постоянной готовности на атомной лодке и гадают куда полетят их «птички»… 

На Фашингтон? 
На Москву? 
Или и туда и туда? 

Замполит-придурок собрал по всему экипажу портреты Горбачева и торжественно растоптал их ногами. 
И…ушёл. 

Развёл свою политическую грязь, а убирать нам. Придурок, он и в Африке придурок. 
На всю эту вакханалию алым от спирта недреманным оком хмуро глядел кэп. 
Командир многоцелевой атомной подводной лодки чётко понимал, что благодаря таким идиотам в политике, как, например, его замполит – целей у его подводной лодки стало слишком много. 

Расписываться в шифртелеграмме от ГКЧП кэп отказался в ласковой матерной форме, ёмкой и доступной по содержанию. 
Впрочем, не он первый. 
Вообще никто эти телеграммки не подписал. 
Так и летели они с самых верхов к нам, так никем и не утверждённые и не подписанные. Кроме… 

Тесленко взял красную ручку и своими мохнатыми пальцами вывел: 

Утверждаю!!! 
И чуть ниже… 
Исполнять!! 

Прошли эти три весёлых дня. 
Что было криво начато, косо и закончилось. 

И по большим кабинетам пошла военная прокуратура. А телефонная связь промеж кабинетов стала резко жить своей жизнью и соединять абонентов далеко не всегда. 

Ибо, как сказал классик: 
«… Мятеж не кончится удачей. 
В удачном случае его зовут иначе…» 

Лето в Заполярье короткое. 
Полтора месяца и уже чувствуется дыхание близкой осени. 
Скоро. 
Скоро затянет в Гремихе плоские сопки с ягелем паутина вечных дождей и так до первого снега. А пока… 

Пока в бухте Йоканьга полярный день в разгаре. Солнце и Луна рядышком в небесах. 
В четыре утра у нас с ребятами был нелегальный футбольный матч на священном плацу. 
А сейчас, в девять утра 22 августа, я пью свой чай в шифрпосту дивизии и собираю себя сонного к работе. 

Поступил в десять утра звонок с вахты: 
- К вам спецкурьер из военной прокуратуры. 

Вышел, взял требование. 

Понятно. Требуют отдать как раз эти две злополучные телеграммы. 
Не вопрос. Сейчас оформлю. 
Поднимаюсь на второй этаж штаба. 

У лестницы уже гарцует товарищ Тесленко. 
- Матрос!!! Ко мне в кабинет! 

Матрос? Вообще-то так-то я главный старшина. Лихо он меня разжаловал. 
Что же дальше будет? 

- Матрос, что там у вас за документы? Что за требование? Тааак!!! Срочно эти телеграммы ко мне. Мы с вами произведём их списание и… и уничтожение! 
Срочно, я сказал! Бегом! Бегом Черкасов! У меня ещё хватит времени упечь вас в дисбат. Будет вам и небо в клеточку и жизнь в полосочку… 

Проходя из конца в конец второго этажа я был остановлен. 
Из кабинета командира дивизии подводных лодок высунулась крепкая мозолистая рука морского волка и сцапала проходящего морского зайца. 

- Сынок!!! Жарко дышал перегаром мне в ухо контр-адмирал. 
- Сынок!!! Мне. Мне неси эти телеграммы. Ты бы знал бы, сынок, как мне эта пааадлааа надоела. 

Чего он ко мне прицепился с этим «сынок»?! 
А…. Фамилии не помнит. 
Или не знает. 
В чём радость моряка? 
На любую дурь можно гаркнуть «Есть!» 

Выскользнув из потных рук военщины я добрел наконец до места моей силы. 
Ещё никогда я не был так нужен и популярен. 
Мамочка, роди меня обратно! – хотелось крикнуть во всю ширь лёгких. 
Ведь куда ни кинь – клин. 

Военная прокуратура. 
Начальник штаба дивизии. 
Командир дивизии. 
Во всех трёх случаях – мой дом тюрьма. 

Кому нести. Кому отдавать эти опасные бумажки. С подписями. 

Утвердить!!! 
Исполнить!!! 

Вот вы бы, мои читатели, как бы вы поступили на моём месте? 
Кому бы отдали вещдоки? 

Флагманскому специалисту во флотилию не дозвониться. 
Иной связи нет. На выходе из штаба караулит представитель прокуратуры. 

… Обложили демоны. 
Ещё никогда Штирлиц не был так близок к провалу. 
Зачем собираете деньги? На ремонт Провала. Чтобы меньше проваливался… 

Мысли чугунными ядрами прыгали в Царь пушке бедной головы…. 

… Куда крестьянину податься?! Белые пришли – грабют. 
Красные пришли – грабют… 

А и куда в самом деле податься? 
Кому отдаться? 

Некоторое время спустя... 

- А вы знаете, Алексей Николаевич, вот вышел я через столовую на задний двор штаба, а там… 
Ну такая красота! 
Птички поют. Ветер по сопкам ягель развевает. По ягелю лемминги скачут. 
И всё это живое такое! 
Что и не заметил, как и ушёл. 
Да. На все шесть часов. 

Мне теперь, товарищ флагманский, наверное, от вас взыскание будет? 
Скорее всего, строгий выговор? 
А может всё же обычный? 
Нет? 
Ну, строгий, так строгий. 
Время нынче такое, строгое… 

Не видать теперь мне чина на выпуск - главный корабельный старшина... 
Ну и ладно! 
Мне никогда не нравился эта жёлтая сопля во весь погон. 
Форма главстаршины наряднее. 

А телевизор я тогда починил. 
И оставил после своего увольнения ребятам в подарок. 

С командиром дивизии и с его начальником штаба я, разумеется, потом много по службе общался. 

С командиром дивизии, конечно, попроще – он и не помнил толком кого и о чём просил. Много в дивизии у него «сынков». А вот начштаба, безусловно, затаил. Но. 
Спортивный характер начальника штаба не давал ему поступать неспортивно со мной. 
Мы потом с ним даже вместе в хоккей играли. 
Впрочем, это совсем другая история. 

А, как и почему закончилась эта? 
Причём здесь сопки и лемминги? 
Совсем я вас запутал, уважаемые мои читатели! 

В тот момент я не нашёл ничего лучшего чем… сбежать в самоволку. 
Убежал я от службы любоваться природой в сопки, предварительно закрыв своим ключом эти две шифровки в сейф и оставив флагманскому специалисту пояснительную записку. 

В результате господина офицера вызвали официально из штаба флотилии (соседнее здание). Он прибыл в шифрпост, вскрыл своим ключом наш сейф и достал злополучные бумажки на волю. 

Пан флагманский, сделав пред начштаба Тесленко волевое, хмурое и грустное одномоментно лицо, отдал документы военной прокуратуре для проведения ею следственных мероприятий. Закон суров, но это закон. 

Кто знает? 

Это ли повлияло на то, что погоны адмирала товарищ Челентано так и не получил, но именно он в недобрый для России час, капитан 1 ранга А. П. Тесленко, стал начальником управления поисковых и аварийно-спасательных работ в штабе Северного флота, а потом… 

План поисково-спасательного обеспечения (ПСО) намеченных на 10-12 августа учений Северного флота – тот, что на бумаге, - был разработан капитаном 1 ранга А. П. Тесленко, начальником управления поисковых и аварийно-спасательных работ в штабе Северного флота. 

По заключению экспертов, разработан с многочисленными недостатками, подписан и утвержден не теми должностными лицами флота, которые по своему служебному положению должны были это сделать. В этом плане оказались не предусмотрены многие вопросы ПСО, которые возникали при проведении фактических спасательных работ в районе катастрофы. 

Установлено было также, что начальник штаба флота вице-адмирал М.В. Моцак и капитан 1 ранга А.П. Тесленко в течение длительного времени не выполняли требований Главного штаба ВМФ по подготовке подчиненных им сил флота к спасательным действиям, игнорировали приказы о проведении учений, определяющих специальную выучку личного состава и готовность технических средств. 

В частности, начштаба флота, начальник управления боевой подготовки вице-адмирал Ю.И. Бояркин и уже упоминавшийся капитан 1 ранга Тесленко не выполнили требований директивы Главного штаба ВМФ: скорректировать план боевой подготовки на летний период обучения и провести в августе 2000 года совместные учения «по оказанию помощи экипажу подводной лодки, лежащей на грунте, а также по оказанию помощи аварийному высокобортному кораблю с массовым спасением личного состава, плавающего на воде». 

Как было установлено следствием, из-за ошибочных решений командующего флотом адмирала В.А. Попова, под чьим непосредственным руководством проходили учения 10-12 августа, неправильной оценки ситуации его подчиненными АПРК «Курск» был объявлен аварийным только в 23 часа 30 минут 12 августа – с опозданием на 9 часов. 

А обнаружен лежащим на грунте был через 31 час после гибели. 

И это при том, что в этих учениях были задействованы и находились в непосредственной близости от «Курска» еще пять подводных лодок, девять крупнейших надводных кораблей, девять вспомогательных судов, включая спасательные, двадцать два самолета, одиннадцать вертолетов, десять береговых частей – связи, разведки, обеспечения… 

Вывод экспертов был сух и этим беспощаден – должностные лица Северного флота и подчиненные им силы оказались не готовыми к оказанию помощи экипажу АПРК «Курск» и не справились с задачами, которые возлагаются на силы ПСО Северного флота в конкретной аварийной ситуации… 

В августе 1991 года мы ничего этого не знали. 

Не знали, что могучая страна СССР только что получила торпеду в бок. А лидер партии М.С. Горбачёв предал и рядовых коммунистов, и свою страну, и память предков - которые умирали, но не сдавались. 
Он сдал и предал всё и всех. 

Что начальник штаба одной моей дивизии подводных лодок под руководством командира другой моей дивизии (В. А. Попова) будут принимать прямое непосредственное участие в величайшей трагедии подводных сил России. 

Что базу Йоканьга закроют по настоятельной доброжелательной просьбе наших американских друзей. А посёлок Гремиха станет практически безлюдным... 

Проходя мимо турников я видел как морские ребята крутят «солнышко», делают «выход силой» и «подъём с переворотом». 

Вот-вот. 
Подъем утром 19 августа с переворотом. 

А самоволка моя… 
Да что самоволка, когда такие исторические события творятся! 
Смотрите, тащ флагманский, Ельцин чего с танка орёт… 
Ведь моряк вообще, согласно устава Петра Первого, товарищ командир, есть отродье хамское, а дело своё разумеет. Но куды моряка ни целуй – всюду задница…

Гриша

Работали ли вы когда нибудь на конвейере?
Нет?
Тогда вам тем более будет интересен этот рассказ.

- Будь проклят Генри Форд, создавший конвейер! - с этой ритуальной фразы я начинал каждую свою рабочую смену. Какое вообще право, имеют они, плебеи-монтажники, держать меня - регулировщика радиоэлектронной аппаратуры на этом чёртовом конвейере с тупой монотонной работой по 12 часов два через два дня.
Но...

Бравый бригадир хозрасчетной бригады телесоздателей Наташка сказала прямо: - Какой ты специалист мне в общем-то плевать. Плохой - выгоним.

А вот, что ты за человек я узнаю только на конвейере.

Так что путь тебе в мою бригаду только через конвейерную ленту... 

Конвейер. 
Перед тобой плывут бесконечные рамочки в которых вставлены кросс-платы будущего нутра телевизора Электроника 433.

Лежат радиодетали: (дефицитные по тем временам) резисторы, тиристоры, транзисторы и прочии диоды и конденсаторы.

У каждого на конвейере свой набор из 6-8 деталей.

Белые халаты и шапочки.

Обязательно браслет на руке для снятия статического электричества. 

Рамка замирает перед тобой с платой и пальцы автоматически уже, практически без участия головы, вставляют нужные по схеме детали, переворачивают рамку, плавными слаженным движением загибают металлическим шариком и откусывают бокорезами лишние концы деталей.

Далее набитая врукопашную плата идет в цех, где её проводят через флюс и гребневую пайку. Так, наконец, она поступает на окончательную проверку к регулировщикам РЭА.

То есть ко мне по идее, но я то пока не с этими белыми людьми.

Почему белыми людьми?

Дык, кури когда хочешь. В туалет когда, извините, приспичит. А если плата сложная в работе, можно и философа включить. Дескать, не мешать, Чапай думать будет...

Конвейер - это звонок!

Вся жизнь по звонку. Все перерывы по звонку. Нельзя просто так встать и уйти - погубишь не только свой труд, но и труд своих товарищей.

Регулировщик - личность, конвейер - коллектив.

Сосед на конвейере - ближе чем друг.

Практически родственник.

Двенадцать часов ты слушаешь его сопение, бурчание, дыхание, хрипение. Ты знаешь всё про его семью. Ты не был никогда у него в гостях, но запусти тебя в его дом ночью и ты не заблудишься.

Ты знаешь всё о его проблемах. Твои пальцы раз за разом вторгаются в его личное пространство за уплывающей от тебя к нему рамкой с кросс-платой.

Диодик, диодик - кричишь ты, бессовестно воруя его время.

Гриша улыбается и наливает себе кофе из своей вечной фляги.
- Будешь? - спрашивает он.
- Не... Я больше чай люблю, - отвечаю я.

Семья его, жена его, сидит напротив и внимательно на него смотрит. 
Ленка и привела Гришу на конвейер.
Всё дело в том, что Григорий пил.

Не пить, работая завмагазином, у Гриши не получалось. Крепкая семья рушилась на глазах из-за зелёного змия потребкооперации.

И вот Ленка поставила вопрос бедром "торпедировав" унылый чёлн Гриши и вырвав его из системы сдержек и противовесов торговли в лоно заводского коллектива.

Подшитый Гриша был грозой любой компании. Сидеть с ним рядом было решительно невозможно. Не в силах выпить самостоятельно, он обаятельно и обстоятельно спаивал любого члена трудового коллектива.

- Грыша! Я тебя уваваю, но не могууу! - кричал могучий Валерий. Вообще Валера и Витя звёзды нашей бригады. 

Витя был мелкий бес, который с повышением градуса в крови искал неравный бой. Ему нужны были только большие цели в его вечном сражении Давида и Голиафа. На роль Голиафа раз за разом Виктор (что значит победитель - подчеркивал Витя) назначал своего закадычного друга - огромного двухметрового мужика с пудовыми кулаками и густой чёрной кучерявой бородой.

- Валера! Я иду тебя бить, кричал Виктор, и начинал ползать по могучему телу друга подпрыгивая и подрыгивая конечностями.

Валера добродушно терпел весь этот массаж минут пять, а потом могучей дланью прижимал выю Виктора к своим раменам и полупридушенным сажал за стол.

Что отмечала бригада весёлой Наташки?

Всё!
Свадьбы. Дни рождения. Майские и новогодние. Выезды на природу и просто посидеть.

По свадьбам впереди планеты всей шла Лиза.
Елизавета за неполных два года дважды выходила замуж и дважды разводилась. А вот теперь она выходила замуж в третий раз.
Но не спешите её осуждать! 

Всё это она делала исключительно по любви. И с одним и тем же человеком.

Стоит ли говорить, что родные Лизы слегка на момент третьей свадьбы... эээ... подзадолбались?!

- Лиза, что ты творишь?! - вопрошал я.
- Люблю я Саша это дело! - отвечала мне Лиза.
- Свадьбу люблю!!!

Вот такие неординарные личности трудились рядом со мной.

На лизкиной третьей свадьбе гуляла бригада монтажников громче чем на первой.

Следующий день...

Утро стрелецкой казни.

Сложные лица трудового коллектива только оттеняли бодрого и задорного Гришу. 
Гриша с его неизменной баклагой кофе был жив.
Бригада умирала с каждой минутой трудовой вахты.

И вот рабочий коллектив потянулся к живительному источнику Григория - к кофе.
Первыми припали к питью наши Диоскуры - титаны духа Валерий и Виктор.

И, о чудо! Румянец вернулся на их серые лица.

Следом за ними пошло паломничество всех иных...

Я сидел и тихо ненавидел весь мир.
Очень болела нижняя шестёрка справа.
К больной голове ещё и эта сомнительная радость зубной боли.
На заводе был стоматолог, но попасть я к нему мог не раньше большого перерыва. В 14.00.
А было лишь 10.12.

Конвейер...
Будь он проклят, конвейер!
Вся жизнь моя в этом тягомотном тупом месте.

- Гриш! У тебя анальгина или что-то такого нет?! - с надеждой спросил я.
- Медикаментов-с не держим-с - ответил мне друг.
- Ленк! У вас там колёс от боли нет?! - через ленту спросил Григорий.
- Ну вот. Тоже нет.. - Гриша даже расстроился.
- А ты... Хлебни, на вот, кофейку... - протянул он мне свою уже почти пустую баклажку.

- Я
Не
Пью
Кофе!!!

У
Меня
Зубббб, блиин, болит!!!! - тихим голосом заорал я.

Ты... Выпей... Тебе ж лучше будет - продолжил искушать Григорий.

Только тем, что я пребывал в расстроенных чувствах, лично я могу объяснить вам, что схватив злополучную баклагу, я не отрываясь высосал до конца всё её содержимое.

Ну, что вам ещё сказать?
Мне стало... лучше...

Серебряные колокольчики зазвенели в моей голове. Тело приобрело необычайную лёгкость и пластичность. Зубы перестали болеть. Все зубы. Вообще "... всё стало вокруг голубым и зелёным, в ручьях забурлила, запела вода..."

Гриша! Грышшша! Шо... Тьфу... Што было в кофье? Што было в...

- Спирт, Саша. Хороший такой спирт...

Этот энтузиаст встал в 5 утра. 
Сварил крепчайшую арабику. И смешал её в своей адской колбе со спиртом "Рояль" в равных пропорциях.
В семь утра он пронёс эту биологическую бомбу через проходную завода "Витон".

- Гриша, один только вопрос, зачем?! 
- Ну вчера на свадьбе бригада так хорошо гуляла, что сегодня без опохмела план точно не выполнить...

Григорий ухмыльнулся.
- Ну как зуб? Прошёл?
- Всё прошло Гриш, а как я теперь до вечера работать буду?!

Это был чертовски длинный день.
Наверное самый долгий день в году.
Дома я оказался на автопилоте.
Доставил моё тело Григорий.

Через два месяца я перешёл с конвейера с благословения Натальи на регулировку. Ещё через два месяца впервые устроил старшего брата к себе работать. Впрочем - всё это уже другая история.

Жизнь разбросала нас с Гришей, но я рад, что знал такого большого человека.
Зуб, кстати, жил ещё целых восемь лет… 

Секретный рассказ 
Или
То, о чём никогда не знала мама…

Сейчас у детей меньше личной свободы. Родителям много проще узнать в режиме реального времени, что именно происходит с его потомством.

Потомство вырастает скрытным. 
С привычкой с самого раннего детства вести фото и видеофиксацию всего в своей маленькой жизни – праздников и драк, подстав и ябед, походов и приключений.
Нормальной реакцией на драку стало не разнимать друзей, а снимать их бой на видео смартфона и тут же выкладывать с комментариями в соцсетях..

Мы в детстве, разбив друг другу носы, разве бежали к родителям с жалобой на недруга, снимали побои со справкой от медика,, сидели часами в кабинете школьного психолога и социального педагога и подавали в суд на школу, учителей, учеников, родителей и вообще на всю оставшуюся жизнь?!

Больше скажу… Вы можете себе представить, что я и мои друзья, в количестве трёх человек, класса с пятого по восьмой устраивали своим мамам кулинарный марафон.

Это было так.
Мы, после уроков, решали к кому сегодня идём в гости. Решали очень просто.
У кого, что на обед.
И, если у тёти Ады был цепленок табака, а у тёти Зины украинский борщ, а у моей мамы Веры свиные отбивные с жареной картошкой…
Был выбор.

Вместе мы не только ели, но и быстро делали домашку. Каждый из нас был специалистом в своём предмете.
И, конечно же играли во всё а свете, до самого вечера.

Ни разу, мамы встречаясь друг с другом, не поднимали вопросов оплаты обедов, частоты гостей, удобства или неудобства пребывания нашей банды.
Замечу в скобках, семьи были обычные, без особого достатка. 

Но о случаях, про которые я напишу в этом рассказе, не знали не только родители и мой старший брат, но и мои друзья.

Секрет первый.

Когда осенью 1980 года мы переехали на улицу с нелепым названием Композиторов я реально загрустил.

За окном шла бесконечная стройка.
Прожектора били ночь и казалось бесконечно ухали забивающие сваи машины.
В новой квартире ветер свистел через неконопаченные окна и стоял непередаваемый запах войлока, дверной замазки и ацетона.
Школа рядом не была ещё построена.
И ездить мне приходилось в возрасте десяти лет пять остановок на троллейбусе или автобусе.
Радовало, что автобусное кольцо находилось не так далеко от громадины 800-квартирного девятиэтажного корабля.
Оценивая качество этого дома отнимите от корабля кору…
В прочем к делу… 

А дело было собственно в том что я сам замечтался. 
Подъехал к остановке громадный полуторный автобус-гармошка «Икарус» с вставкой из чёрной гофрированной резины посередине. 

Мне ехать после уроков домой. Я ногу левую на ступеньку поставил и правой рукой за поручень с портфелем и мешком со сменой обувью взялся и мы поехали. 

Только тут нужно учесть, что поехал после закрытия дверей автобуса я не весь. 

Руку мне удалось вырвать из цепких объятий двери. Портфель со сменкой, конечно жалко… Но рука мне дороже. 
А вот ногу… Ногу, капитально прижатую к поручню, заклинило.

Автобус неспешно набирал ход. 

Ноябрь. Мокрые бурые кленовые листья. Изморозь на асфальте. Скользкая синтетика куртки. 
Всё сложилось для советского школьника самым лучшим образом. 

Устав секунд через тридцать прыгать за автобусом на одной ноге я изловчился и упал на спину. 
И, автобус потащил меня за ногу на спине, (как конь тащил, с ногою застрявшей в стремени, убитого бойца из армии Буденого), со скоростью тридцать – сорок километров в час. 

Тихо шуршали листья, громко орали тётки… 

Две женщины с хорошей поставленной лексикой, дикцией и грацией бежали вдоль проспекта Просвещения от моей остановки на пересечении с улицей Симонова до поворота на улицу Композиторов. 

500 метров. 
Это была та дистанция, которую они преодолели. 

Перед поворотом автобус начал сбавлять ход и опасно для меня жаться к бордюрному камню. 
И остановился. Вдруг. 

Тётки добежали и стали лупить водителя, некрасиво крича на него матом. 
Молодой парень лет двадцати пяти стоял с абсолютно кристально белым лицом. В глазах его была тюрьма. 

Мне помогли подняться, всего ощупали и спрашивали, чего я-то не кричал… 
А чего, собственно говоря, кричать было? Некогда было кричать. 
Я за жизнь боролся. 

Автобус довёз меня, невиданное дело, до парадной. 
Так и расстались. 
Я пошёл домой стирать куртку и одежду, чтобы успеть их хоть немного просушить перед приходом брата и мамы. 

Секрет второй. 

В Советском Союзе у детей были разные реальные приработки. 
Сдача макулатуры. Покос травы для кроликов. Сбор лекарственных трав и растений. Сбор грибов и ягод. Прополка и сбор клубники. Астраханские арбузы.

Одним из любимых бизнесов для советских школьников был сбыт бутылок. 

Кроме бутылок конечно вы могли сдать и стеклянные банки. 
Если вы храбрый и смелый, то и банки. 
Конечно, вам потом прилетит и от мамы, и от бабушки. 
Ибо стеклянные банки из года в год из под и под консервированные овощи и фрукты – это было святое. 

Бутылки тоже принимали не все.
Например совсем не брали красивые бутылки из под шампанского.
Бутылки мылись дома ёршиком до блеска – иначе не примут, и ты, только впустую, и время и силы потратишь.
Аккуратно складывались в веревочную авоську.
Пакеты уже были. Их было немного, ярких красочных, мейд ин джорджия, полиэтиленовых пакетов с розами отнюдь не рымбаевыми и аллами, что ни на есть, пугачевыми.
Пакеты стирали. Сушили. Хранили. Иногда дарили.
Но…

Бутылки на сдачу мы таскали в вязанных авоськах, в которые, несмотря на их легкомысленное название, запаковать можно было наверное и слона…

Вот так, тихо потренькивая и позвякивая, моим стеклянным капиталом, я проехал вновь на городском транспорте к злополучной автобусной остановке на улице писателя Симонова.

Я был сосредоточен и целеустремлённость и, может быть именно поэтому, в этот раз двери автотранспорта не смогли меня сцапать.

Стоял замечательный погожий весенний день. Было около четырёх дня и проходя к пункту приёма стеклотары я заметил, как из квартиры на третьем этаже очередного «коробля» мимо которого я проходил, валит густой чёрный дым и видны всполохи огня.

Мы пионеры – люди постоянной готовности к подвигу.
Правда, если честно сказать, ни о каком таком подвиге я вообще-то и не думал.
Мне просто было жутко интересно.
Да. Именно так. И жутко. И интересно.

Вычислив квартиру, охваченную пожаром, маленький ребёнок одиннадцати лет, деловито поставил на лестничной клетке авоську с бутылями и принялся назвякивать в квартиру.
После звонка четвертого мне дверь открыл мужик в разодранной белой майке заляпанной кровью, разбитым плечом и всклоченными волосами.

Ребёнок младшего школьного возраста, обошёл мужика в коматозе, открыл окна на кухне, включил на полную краны с холодной водой на кухне и в ванной и тихо спросил:-
- А тазики, где у вас?!
Так дальше и работали.

Я наливал тазики, а мужик подбегал и хватало их в попытке потушить гостиную комнату.

- Сам-то я после ночной смены на заводе в дальней комнате спал, - сообщал мужчина лет 35-ти мне во время пробежек.
- А в гостиной у меня балкон, а там деревяшки… И, какая-то патла патлатая, хабарик кинула. Ну и занялось, - кричал он мне, выкрикивая весь свой страх.
- Если бы ты не позвонил в дверь и не разбудил меня… Амба бы мне. Спасибо!

Да, не за что, - вежливо ответил я, продолжая наполнять тазики.
Вдруг откуда ни возьмись прилетели пожарные.
Вот вы знаете разницу между пожарниками и пожарными?!

А нам учитель, как раз на этой неделе, рассказывал.
Так вот. Настоящие борцы с огнём это пожарные.
А «пожарниками» называли профессиональных нищих, которые после пожара в Москве в 1812 году ездили по деревням с обожжеными телегами и просили помощи.
Мол всё сжёг Наполеон проклятый.

В общем примчались пожарные и такая тут суета пошла, что я уже всерьёз озаботился за свою стеклотару.
Ушёл не прощаясь, пропитавшись гарью и запахом сгоревшего линолеума.

Сдав без проблем бутылочки, я первым делом купил в магазине два сливочных мороженых. И домой пошёл пешком.
Только чтобы выбить, выветрить из себя этот горький запах пожара.
День радовал весной и надеждой, что всё ещё будет хорошо.

Секрет третий.

У меня сегодня день рождения!
11 июля 1988 года.
И, исполнилось мне, как легко подсчитать, цельных восемнадцать лет.

День рождения летом это конечно хорошо, но не во всём.
Вот друзья вечно разъезжаются во все стороны…
Впрочем, у меня сегодня не гости, а гостья.
Познакомился тут недавно с симпатичной. Девушку зовут Даша и не долго думая, пригласил её к себе в гости на свою днюху.
Старшего брата попросил уйти со своими картежниками в 17.00. Мама до позднего вечера на работе.
Что ещё нужно человеку для счастья?!

Я встречаюсь с ней в 16.00 на выходе из метро «Удельная». А сейчас шуршу уборку в квартире.
И чтобы всё было чисто – и душа и мысли, я решил, как следует побултыхатся в ванной комнате.

Накинув на дверь цепочку (зачем?) я врубил в ванной воду погромче и принялся самозабвенно голосить шлягеры советской эстрады.

Рёв водопада заглушал крики павианов и в целом, как могло показаться, в джунглях царил покой.

На песне «Земля в иллюминаторе» в ванной резко потянуло холодком сквозняка.
Напевая «как сын грустит о матери» я, в чём мать родила, открыл двери парной, бывшей ванной.

Сиротливо качалась на отжатом дверном косяке входная дверь в мою квартиру.
Металлическая цепочка удерживала всю эту космическую конструкцию от «заходите гости дорогие» настежь.

Схватив острый предмет я голым обезьяном промчался по всем залам нашей двухкомнатной квартиры.
Никого.
И только тёплый летний ветерок и хлопья пены по линолеуму.

14 часов 30 минут. 
Мне уходить нужно.
Я… У меня… Мне Дашу нужно встретить.
Она с «Ломоносовской» до «Удельной»..

А у меня косяк. Косяк в самом что ни на есть прямом смысле этого слова.
Брат со своими карточными шулерами, коллегами по рабочей бригаде, деньги просаживать в «тысячу» придёт только к четырём.
Что делать?!

И я схватил молоток и гвозди.
Сотка. Самый верный друг в товарищ!
Вкалачивая 100 миллиметров в бетон и прибивая дверной косяк на место я продолжал классику:

«- А мы летим орбитами,
Путями неизбитыми,
Прошит метеоритами простор.
Оправдан риск и мужество,
Космическая музыка
Вплывает в деловой наш разговор.»

Наконец-то мне удалось закрыть за собой квартиру. 

Весь в пыли и известке, которая намертво прилипла ко мне свеженамытому после эпопеи с прибитием косяка, быстроногим сайгаком я помчал к станции метро «Удельная».

Там стояла с глазами полными слёз, кусая пухлые губы недовольная девица.
Девица гордо повернула ко мне пол-профиля и сказала :
- Я еду домой. Я дождалась тебя, только для того, чтобы сказать какой ты мерзавец, отдать тебе твой подарок, и вообще..
Я НИКОГДА НИКОГО НЕ ЖДАЛА!!!
А ТЫ…. Заставил МЕНЯ ждать сорок минут!!!

- А я торт пёк! «Наполеон» кстати. – парировал я. Ну, и закрутился. А позвонить, предупредить уже некуда и никак. Не дуйся! Бывает! Поехали в гости!

И мы поехали.
На входе в хоромы мы встретили всю бригаду моего старшего брата.
Они, деловито пересчитывая очки и рубли у друг друга и дружно с весёлым гоготом заценили девушку Дашу.
Глаза Даши стали круглыми, а губки вновь задрожали.

Старший брат, довольно мемекнув, скозлил мне праздник до конца…
- Чего Саня? Новую бабу привёл?!
Так с шутками и прибаутками вся эта гоп-компания нас покинула.

Девушка отчаянно хрустела «Наполеоном» - слой фанеры, слой варенья.
Нет, если честно, я правильный тогда торт сделал. И коржи сам накануне пёк, и крем сливочный со сгущёнкой взбивал.

Да, только сейчас вся эта вкуснятина елась и впрямь как фанера.

Мы постепенно отогрелись и зачирикали о своём.
Времени, нам как всегда с Дашей, было мало.
Проводив вечером гостью домой, по дороге от улицы Седова я размышлял каким необычным и богатым на события выпал мой день рождения.

Ведь звуки воды заглушали звуки голоса. Я просто не слышал звонки воров в дверь. 
Преступники посчитали, что в квартире никого нет. 
И воры, отжав с помощью домкратов дверной косяк, могли бы легко войти в квартиру, а квартирная кража сразу бы переросла в разбой.
И, далёко не факт, что я пережил бы это день рождение. 
А, если бы и пережил, то тоже мог бы попасть чёрт знает куда за превышение пределов необходимой обороны.

Спасла же меня обычная дверная цепочка.
Которую я, зачем-то нелогично, никогда так не делая, накинул на дверь находясь дома один.
А воры, сломав входную дверь, увидели цепочку накинутую изнутри и поняли, что дома кто-то есть. И ушли. 

Цепь событий. Цепочка.

Мамино сердце

Окончательно масштаб всей этой истории стал для меня понятен совсем недавно.

Найдя меня в социальных сетях, мой сослуживец по учебному отряду связи в городе Николаеве, а ныне залуженный мастер Карелии, Владимир Титов написал мне:

– Саня, а что за история, связанная с потерей подводной лодки на Северном Флоте в году так  89–90, приключилась? По линии восьмых отделов прокатилась волна. Последовали проверки!

Я тогда был на дежурстве в восьмом отделе в Николаеве. Позывной 181 бригады в Николаеве был «Заречный».

Информация, по весьма понятным причинам, шла по индивидуалке от «Рябины» (штаб КЧФ) в адрес флагманского СПС «Заречного». Видимо для профилактики.      

В оперативке была инфа о «косяке» шамана подводной лодки под фамилией Черкасов.
Санька, я тогда не поверил и до сих пор не верю!

– А... интересно... Моя вина – отвечаю я.
Мея кульпа... Мея максима кульпа... Значит по всему Советскому Союзу «прославился».

Кошмар.

Шаман.

Когда отец появился напротив строя призывников, я чуть сигаретой не подавился. Я уже забыл всех их всех, моих родных. У меня же на три года другая жизнь. И, да, я курю. А тут бац – он. Укоризненно мотает головой и кричит:
– А знаешь, какая у тебя будет специальность?! Зашибись, Саня, специальность! Ты же шаман будешь! Шаман!!!
В глазах старого связиста Советской Армии слёзы гордости за сына, а я думаю:
– Совсем папахен кукухой поехал. Какой такой шаман... О чем он?
К моему счастью призывники быстро оккупируют зелёный поезд и мы уезжаем с Московского вокзала города Ленинграда в нашу новую взрослую военно-морскую жизнь.

Справка. Шаман, спейс, служба прошла стороной, колдун, ведун, старший специалист СПС, спи пока спиться – всё это один человек.

Я.

Шифровальщик.

Кто такой шифровальщик? Это человек, который, используя тяжелые книги кодов, переводит буквенную информацию шифртелеграммы в стройные группы цифр и позже пятерки цифр кода перешифровывает с помощью одноразовых перешифровальных таблиц серийных блокнотов  по методу криптографического сложения.

Это работа с помощью «сухарей» была характерна для подводных лодок. На надводных кораблях места было намного больше в шифрпосте и для работы использовали гибрид электрической печатной машинки и автоматического шифратора.
Служба шифровальщика – служба тайная.          

Нет, конечно, все в экипаже знают, что ты – шифровальщик. Но вот что и как ты делаешь – только два человека – командир подводной лодки и заместитель командира по политической части (замполит). Что порождает самые невероятные слухи и домыслы.

– СПС, когда в базу придём?!

Улыбаюсь, молчу, курю... Впрочем, в пространстве верхнерубочного люка такой дымоход из курильщиков что можно и не курить, а просто дышать солёным дымным влажным воздухом. Интересно – некислый дым из лодки идёт.            

На пароход, наверное, со стороны похоже. Море лениво еле–еле колышет чёрную тушу лодки.

Сейчас не то, что тогда. Тогда нервное напряжение в течение нескольких месяцев принесло не шуточную беду. Шторм.

Впрочем, обо всем по–порядку...

В 19 дивизии подводных лодок в шифровальном отделе сложилась душная обстановка. Двенадцать мичманов и флагманский офицер «забодались» шуршать уборку в шифрпосте, дежурить и совершать иные безобразия.

Последние шифровальщики срочной службы подорвали веру у командира дивизии подводных лодок контр-адмирала Попова в специалистов срочной службы в полном соответствии с народной мудростью: «Куда матроса не целуй – везде попа».

– И чтобы маслопопами в БЧ-5 до конца службы и домой под ёлочку – ревел сиреной комдив Попов, разглядывая дембельские альбомы главстаршин.

А там... Держись село Кукуево! Все девки наши!

Немыслемые аксельбанты и неуставные бескозырки с лентами по пояс, но главное – адмиральский коньяк, его же фуражка с шитым «крабом», острый кортик в зубах и небрежно наброшенный на голый торс куртка со звездами.

Да ради этих звёзд контр–адмирал кого только ногами не топтал, а здесь...
Полное неуважение и поношение чести мундира.

Меня, единственного шифровальщика срочной службы в дивизии, от командира этой дивизии прятали месяц. И в результате, конечно, знала меня вся дивизия. Как же. Редкость.

Постоянно подменяя мичманов, я часто выходил в море прикомандированным к другим экипажам.    

И это был реально стресс.

Попробуй-ка запомни сходу 200 человек нового экипажа. Кого как зовут и кто есть кто по должности. Достаточно сказать, что посвящение в подводники мне пришлось проходить трижды. Вначале интересно.           

Потом я отбрыкивался, но в каждом новом экипаже процедура первого погружения проходила снова.
На самом деле ничего сложного. 

Вот вы помните в метро лампы в колпаках висели?

Вот ровно такой же колпак наполнялся при погружении подводной лодки холодной забортной морской водой. Его нужно было выпить. Весь.       

И «закусить» подвешенной и раскачивающейся кувалдой, поцеловав её торец. Целовать её следовало, конечно, когда она шла от тебя.          

Ну, а если ты такой придурок, чтобы поцеловать её навстречу и потерять свои зубы, так нужен ли такой подводник СССР?!

Первых два посвящения на двух разных лодках я прошёл уверенно. А вот на третьем произошёл казус.

Я-то прошёл посвящение и в третий раз, а вот трое других «карасят» нет. Всё дело в том, что и холодную морскую воду пить эээ... сложно.         

А тут человеколюбивый замполит попросил её... подогреть.

В результате тёплую морскую воду без резкого поноса смог выпить только я.

Так и неслась моя служба. Просвеченный прожекторами со всех сторон. Никакой минимальной возможности остаться одному.

Ни миллиметра личного пространства. Постоянный прессинг со стороны мичманов.

– Вымой окно!
– Вымой машину!
– Подмети пол!

– Посади двенадцать розовых кустов... Впрочем, это уже другая сказка.

Случайно я услышал, как флагманский офицер говорит мичману Васильчуку:
– Если Черкасов занимается по специальности, его не трогать...
О, как много и интересно тут же я стал заниматься!

Я брал огромные СУТТШи (сборник учебно-тренировочных текстов шифровальных) для шифр-машин и медленно и кропотливо зашифровывал и перешифровывал их.

В учебке у меня была не самая высокая скорость шифрования знаков. Каково же было моё изумление, когда я попробовал через месяц зашифровать короткий учебный текст для передачи с подводной лодки.    

Я легко выполнил норматив мастера военного дела.

Мне сложно сказать, как именно нас отбирали для подобной службы. В середине десятого класса писали какие–то тесты.

Потом, как оказалось, по итогам дело моё прошло через КГБ.

А во время призыва от Выборгского района города Ленинграда в команде ВУС 904 я был один. Что меня не обрадовало совсем.

Тогда же в середине десятого класса я увидел и чётко запомнил очень странный сон. Может быть ещё и потому, что сон этот был красочно реалистичен.

Мне приснилось небольшое помещение на первом этаже, окна забранные металлическими решетками. Матовые лампы дневного света. Гул голосов, в котором не разобрать отдельных слов и неясен смысл.

Вокруг меня стоят люди в военной форме. Двенадцать в похожей одежде, а тринадцатый офицер. Они что-то кричат мне. Ругают? За что? Не понимаю. Вот офицер подходит ближе. Он явно что–то для себя уже решил...
Я проснулся дома и стал собираться в школу. Странный сон, подумал я. Ох, странный...

Когда приходит шторм.

Лодку ломало и крутило на поверхности как щепку. Многотонный ракетный подводный крейсер с ядерными баллистическими ракетами на борту сдавал последнюю задачу перед автономным плаваньем. Перед боевой службой.

До этого были другие выходы в море и решение других учебных задач. И во всех случаях старшим офицером на борту был заместитель командира дивизии подводных лодок контр-адмирал Геннадий Сучков.

Сучков характер имел тяжёлый, а голос визгливый. И, конечно, иначе как Сучкой, его за глаза и не звали.

Сучка заливалась с утра до вечера и по любому поводу. Попасть к нему на раздачу было проще простого.

Я, к тому моменту, уже где–то два месяца спал в среднем по четыре часа в сутки. Работа допоздна в штабе, а потом печатанье речей Горбачева для замполита до 24.00. А потом развлекушки годков над моим «сроком».

Да. У нас в Гаджиево была «годковщина». Издевательства старшего срока над младшим.     

Всё ещё усугублялось тем что экипаж, в который   я попал, был «карасёвским».

Как так?

За два года до того как я попал в этот экипаж, туда пришли молодые ребята-колхозники с пудовыми кулаками. А старослужащими были как раз мягкие и интеллигентные москвичи и ленинградцы.

И вспыхнул бунт. И были физически попраны все негласные морские устои. И экипаж назван «карасевским» и общаться с этими колхозниками другие экипажи не хотели совсем.

Шло время, елось масло и служба тоже летела.      

И вот бывшие «карасики» выросли в «годков».      

И восхотелось им почестей и уважухи как и положено всем годкам Северного Флота.

Но получали они лишь презрение и остракизм со стороны иных годков. Ибо те, научившись терпеть и подчинятся всем сроком, научились и властвовать. А эти нет.

И говорилось им, что нет худшего господина, чем восставший раб. Ибо жаждет он лишь своих рабов так как иного не знает.

«Карасевка» в моем экипаже капитана Курдина была...жесткой.

Мой друг вспыхнул как спичка и бросился в драку. Его жестко отметелили «годки».

На следующий день с ноющими рёбрами он заступил верхневахтенным дневальным по подводной лодке у трапа.

– Встать!

– Лечь!

– Встать!

– Лечь! Лежать суки драные – отчаянно орал он поводя черным зрачком ублюдка АКСУ-74. Автомат плясал в его руках и пятеро «годков» ползали по пирсу собирая мокрый мартовский снег своими горячими телами...

Меня не было во время всей этой истории. Я сдавал экзамен на специальность и на допуск к профессии шифровальщика в другом экипаже. Я не знаю, как бы я поступил, если бы был тогда там...

Но я узнал обо всем только через две недели.

Пришли офицеры. Друга сняли с вахты, взяли автомат и отправили отдохнуть ... в казарму.

Как же его били «годки»! Выбивая весь свой страх. Весь свой стыд. И он поднялся и выбежал в окно третьего этажа казармы (где-то высота четвертого-пятого этажа жилого дома).

Птица сломал кости, но остался жив. А так как птицы не служат на субмаринах СССР, то друг мой был комиссован домой, как псих.

Меня не били. Никогда. Я весело улыбался подошедшему «годку». Отвечал на дурацкие или умные вопросы. Читал свои стихи или шпарил анекдоты по-памяти. Веселый здоровый крепкий молодой человек работающий в штабе дивизии.

Бить СПСа?!

Нема дурных!

Хотя злость у одного «годка» я вызывал нешуточную. Он, бедолага, наплевал на принцип «чистые погоны – чистая совесть» и поступил в школу старшин.

Ну и присвоили ему для начала одну «соплю». И стало оно «стармосом». Старшим матросом.

«Лучше иметь дочь проститутку, чем сына стармоса» – кричали ему вслед.

А тут я как раз сдал на специальность и поскольку должность шифровальщика мичманская, то мне присвоили сразу звание старшины второй статьи, что было реально почетно.

– Ты же матросом был – ревел бычара.

Знал бы ты, дорогой, что я еще и 21 рубль вместо твоих 7 в месяц получаю, совсем бы на гуано изошёл...

В результате еженочных безобидных дружеских посиделок со старослужащими спать я ложился в два, а то и в полтретьего. А подъем в шесть. И на зарядку с голым торсом марш!

Я познал дзен. И дзинь тоже познал. Я понял, что я сплю шагая. И стоя сплю. Особенно хорошо я спал сидя. Спать лежа было для меня недостижимой роскошью.

Во время выходов в море было много легче. Потому что в своём шифрпосту я был один.           

О, это сладкое слово, одиночество!

Люди, которые потом в этой жизни, пугали меня одиночеством, ничего не знают об этой жизни.

Человеки, даже самые хорошие, если ты с ними находишься 24 часа в замкнутом пространстве ужасно задалбывают. Очень.

И вот он - последний учебный выход. А дальше...

Автономка!

А потом может и отпуск дадут. Капитан второго ранга Курдин строг, но... Может быть дадут. Отпуск. Домой.

На крайнюю задачу с нами от штаба пошёл начальник штаба дивизии Солнцев. Солнышко, как мы его звали. Характер лёгкий, хороший. И я чуть выдохнул.

Пятые сутки в море.

Всплыли в надводное положение.

– Осмотреться в отсеках!

Шторм.

Лодку качает сбоку на бок и с носа на корму. Восьмёрка получается.

Командир вызвал. Написал радио:
– Всплыл в полигоне номер... широта... долгота... Следую в полигон номер...
Командир ПЛ номер... Курдин.
Вот тут–то и случилось.

Что же тому виной? Мой недосып или то, что меня чуть «отпустило» то нервное напряжение этих гаджиевских месяцев службы с «сундуками»? А может мечты о отпуске и доме?

Я всё сделал по инструкции. И я ошибся.
Мичмана учили меня: отправил радио, вырывай шифртелеграмму из блокнота шифртелеграмм.

Я спорил – да как так-то, блокнот имеет гриф «совершенно секретно» и вырывать, уничтожать из данного документа я имею право лишь под подпись свою и флагманского офицера спецсвязи. На берегу. В штабе.

Мичмана пожимали плечами, перемигивались и говорили:
– Ну как знаешь...

Вот и были у меня все предыдущие сообщения на шифрблокноте. В целости и сохранности. Как положено.

Поставив папку шифрблокнота вертикально, я завернул листы телеграмм и оставил последнюю. Лодку ощутимо тряхнуло. Блокнот упал и я снова поставил его обратно вертикально и стал работать.
Зашифровав радио я отдал его связистам и ушёл в свой пост.

Шторм усиливался. Ржавое железо лодки скрипело от волн и казалось, что подводная лодка стонет и плачет.

Через пятнадцать минут ко мне прибежал озабоченный старшина команды связи.
– Спейс что-то не так. Три раза давали твоё радио в Генеральный штаб в Москве и в штаб Северного Флота.

Все три раза ответ: ваше радио не понял.

Что не так?!

Вызов к командиру. Бегу бегом.

Пробегаю мимо особиста.

«Библиотекарь» ничего толком не знает, но делает на ходу умные выводы:
– Что? «Накосячил» дружок... – летит мне в спину.

А в центральном посту летят батоги высоко.

Отпуск... Да тут похоже не отпуск, а дисбат мне товарищ Курдин рисует. Очень тихо подошёл Солнцев.
– Ошибся? – спрашивает меня контр-адмирал.
– Исправить можешь?
Киваю в ответ.

– Давай сынок! Исправляй быстрее...

И я опять ныряю в шифрпост. Служба спецсвязи состоит из одного специалиста. Другого здесь нет.

Вот оно что!!!

Блокнот при падении развернул свои листы и я вместо радио о всплытии подводной лодки дал самое первое радио:
– Следую в полигон номер... широта... долгота... для проведения торпедных стрельб.
Радио было принято и расшифровано.

Тогда часто отрабатывали разные нештатные ситуации. Такие как, например, – может ли командир атомной подводной лодки, будучи в сговоре с шифровальщиком, начать третью мировую войну и запустить ядерные ракеты в город Вашингтон. Выяснили – может.

А вот могут ли супостаты или террористы захватить ядрёную подлодку и, воспользовавшись полудохлым шифровальщиком, устроить кузькину мать городу Москва. Выяснили – могут.

И вот...

На частотах атомной подводной лодки неизвестный чел, пользуясь актуальными средствами шифрования и перешифрования, сообщает информацию отличную от заверенного ранее запланированного задания. Кроме этого, подводная лодка вовремя не дала сигнала о всплытии.

А вот в этом случае уже через двадцать минут (а прошло уже 15) должны быть подняты все аварийно–спасательные силы и средства (АСС) флота и выйти в полигон для поиска и спасения субмарины и экипажа.

Полетят самолёты и вертолёты, выйдут в район поисков суда обеспечения и спасения.

И всё из-за меня.

Я никогда в жизни так быстро не работал. Отдав бегом нужное радио я поник.

Через долгих страшных два дня мы вернулись в базу Гаджиево. Всё это время я был как чумной.  Со мною никто не разговаривал.

Народ меня сторонился. Да и сам я избегал общения, просто выполняя свою работу.     

Я уже знал, что ждёт меня на причале. Нам нашу судьбу и ответственность перед Родиной очень хорошо объяснили ещё в «учебке». Я, в принципе, уже был готов. Ответить. За всё.
Должность такая. Ошибка равно преступление.

Чёрного «воронка» военной прокуратуры почему-то на пирсе не было и я, вздохнув, схватил поудобнее свой металлический ящик с секретными документами и потопал в штаб.

– Недолго я прослужил шифровальщиком. А теперь тюрьма. Интересно сразу будет тюрьма или дисциплинарный батальон вначале, – вот такие нехитрые мысли квакали в болоте моей головы.
Дорога как-то очень быстро кончилась и вот уже    и штаб, и дежурный по штабу и родной (родной?) шифрпост.

И братья-месяцы, двенадцать «сундучат», и вождь краснокожих капитан-лейтенант Олег Гоянюк, морская кость, севастопольская династия, за глаза называемый, ну да, Говнюком.
И тут... Я вспомнил мой сон и меня накрыло.
Я стоял абсолютно спокойный.

И, слушая ругань, брань, угрозы и попытки меня понять я думал лишь о том, что причудливо тасуется колода и всё это я уже видел два года назад.
Поймав паузу в оре мичманов, я спокойно объяснил, как и почему я ошибся.

И отправил первое радио вместо текущего.

И вот тут, как и во сне, ко мне подошёл и обратился пан офицер:
– Слушай Черкасов! Хлопот от тебя много. Кем ты хочешь быть? Хочешь связистом? Будешь. Хочешь мотористом? Запросто. Шифровальщиком тебе не быть. Никогда.

– Я учился на шифровальщика и хочу быть только шифровальщиком товарищ капитан-лейтенант. В иной специальности себя не вижу, – отчеканил я и замолчал.

– Ладно. Иди в экипаж. Я буду думать, – сказал главный шифровальщик дивизии.
Шторм закружил и меня. Как щепку.

Через год я открыл снова дверь в шифрпост 19 дивизии подводных лодок. Меня послали в командировку за необходимыми документами, но как же я был рад этой оказии.
Несложно ошибиться, в кровь разбив свою судьбу, и упасть навзничь.
Сложно подняться, собрать себя снова и прийти на место падения своими ногами.
Так и вышло.

Уходил я из дивизии непонятным недоразумением, ещё одним неудачным шифровальщиком срочной службы, старшиной второй статьи лишь чудом не попавшим в дисбат.

А переведенным в другую дивизию, а потом и в другую флотилию, в другую базу. Подальше в Гремиху. В дикое далёкое место.

А вернулся я в Гаджиево уже главным старшиной, уважаемым специалистом-шифровальщиком, который уже сходил один раз в отпуск домой и собирается во второй.

И я перешагнул порог моего места боли.

– Здравствуй Саша! – Кинулся ко мне капитан третьего ранга Гоянюк
– Мы следим за твоими успехами, – сказал он и развернул центральную газету Северного Флота с моими стихами.

Никогда в жизни я не удивлялся так сильно.

Он ещё много наговорил мне чего хорошего, мы попили чай с мятными пряниками. И разошлись. Теперь уже навсегда. 

Долгое время несоответствие моего наказания  моей вине (да и наказание ли это было? Как по мне флагманский специалист просто нашёл изящный выход для всех. Но почему вообще искал его, а не просто покарал неумеху?), неожиданная радость при встрече, выражение какого-то непонятного незаслуженного уважения и интереса к моей судьбе от Гоянюка меня немало удивляла.

Пазл не складывался.

Нет, ну если и не дисбат, почему не отправили в «маслопопы» как тех, бывших ранее меня. Почему такая поблажка?

Долгое время я думал, что это потому, что я быстро отправил нужное радио и историю удалось «замять».
Но Титов пишет, что дело вышло громким. На одну шестую часть суши прогремела фамилия.

И тут я вспомнил одну смешную историю.

Которая случилась за три месяца до всех этих трагических событий.

До шторма.

Июль 1989 года. Солнце разрывает мозг. Полярное солнце. Все время в небе. Полярный день. Идут последние большие учения Северного Флота СССР.

На следующих первых больших учениях свободной России 12 августа 2000 года затонет атомная субмарина «Курск». Мой бывший командир дивизии Вячеслав Попов станет к тому времени полным адмиралом и командующим Северным Флотом. А командир моей подводной лодки Игорь Курдин, так и не станет адмиралом, но будет председателем петербургского общества подводников.

Они будут «любить» друг друга в многочисленных интервью телевиденью и прессе. А я наблюдать весь этот позор и нищету русского флота.

А знаете, кто сменил с треском уволенного Попова?

После Попова на следующие два года командующим Северным Флотом стал... Геннадий Сучков.

Каких людей я близко знал...

Причудливо тасуется колода.

Мне расклад плохой выпал.

Есть такой кораблик – торпедолов называется. Нужен он для обеспечения учебных стрельб торпедами.

Когда я впервые увидел, как именно происходит ловля торпеды, мне стало страшно.
Неважно попала или не попала твоя торпеда в цель, она болтается в море, как поплавок.
Торпедолов подходит к торпеде кормой и матрос Бельдыев, как и далекие сотни его степных предков, привычным ловким движением набрасывает аркан на красный нос учебной торпеды.

Корма торпедолова открывается и пенные воды холодного Баренцова моря шипя заполняют маленький торпедолов.

– Мы тонем! Полундра!!! – хочу проорать я, но вместо этого только сип и шип.
Бельдыев, быстро перебирая кривыми руками, тащит учебную торпеду к лебедке.

Где её цепляют ещё два морячка. И быстро встаскивают внутрь торпедолова. Потом включают помпу. Откачивают воду. И вперёд! За новой торпедой.

Не блевать на торпедолове невозможно.

Где лодка вальяжно переваливается с бока на бок – там торпедолов скачет мелким бесом на каждой волне. Ест экипаж торпедолова редко и только на берегу.

Как я оказался на торпедолове?

А в составе группы штаба.

Это только название гордое такое... А так.
Минер, штурман и кодировщик, то есть, я. Да и минер и штурман старлеи. Такие же караси, как и я.

Не... Ну, они пыжатся, конечно. Грудь в полосках, попа в ракушках... Это как положено, но... До первой волны. А позже спорить затруднительно. Желчь мешает.

О–о–о–о...
Зеленоглазое такси...
О–о–о–о...
Притормози, притормози...

Притормозить не получается. И сине-зеленые мы прибываем в базу Видяево.

Шёл шестой день учений и все немного устали.

Господа офицеры, голубые князья, как белые люди сели на автобус и уехали домой. В посёлок Гаджиево.
А у меня сундук. Секретный. Жду машину.

Машины нет. Отбиваюсь от заманчивых предложений поденной работы от команды торпедолова.

Утро. Воскресенье. Учения закончились. Я забыт в планах пятилеток и в красных стрелках штабных карт.

Ну а чего? И на торпедолове люди (люди?) живут.

Гудок. Водитель комдива, грузин и «годок» Северного Флота, распахивает передо мною дверь «Волги».
Ариведерчи торпеды, асталависта Бельдыев!

– Нет, ну ты мне скажы – кто у тебя адмирал, – уже час дороги пытает меня шоффер.
– Кто у тебя папа?
– Рабочий, – отвечаю я.
– А может твоя мама адмирал?! – грозно топорщит усы грузин.
– Мама у меня аэропорты проектирует. Инженер она. А тебя прислали за мной потому, что у меня секретные документы и их в штаб нужно будет сдать, – объясняю ситуацию я.
– Да плевать на твои документы! – кричит на меня генацвале.
– Чтобы меня, «годка», заслуженного водителя командыра дывизии подводных лодок, как паршивого щенка в воскресенье утром, черт знает куда... Кто у тебя адмирал отвечай!...

Вот так и ехали. И... приехали.

Выскочив из серой от севшей пыли «Волжанки» я посайгачил в штаб. Первое что я увидел, было круглое лицо дежурного по штабу.
– Старшина второй статьи Черкасов. Прошу разрешения вскрыть шифрпост.
– А Черкасов! Тебя-то мы все тут ждём! – расплылся в улыбке летёха.

– Давай быстрей сдавай документы и в увольнение в посёлок. Тебя там мать ждёт, – и протянул мне опечатанный пенал с ключами от поста и сейфов.

Открыв шифрпост я внёс в опись секретных документов привезенные мной. Поставил росписи, где положено. Закрыл и опечатал своей печатью сейф. Ни мичманов, ни Гоянюка не было. Воскресенье. Все отдыхают. Ну, почти все.

Какая мама? Причём здесь мама? Чего он там нёс, этот дежурный? Пять КПП по дороге до Североморска. Ладно. В экипаже узнаю.

Пришёл в казарму в экипаж. Иду к дежурному. Сегодня каплей штурманец.
– Товарищ капитан–лейтенант! Разрешите обратится. Мне парадка нужна для увольнения в посёлок. И увольнительная. Ко мне мама приехала.

Серые глаза цепко смотрят на меня. Палец прижимается ко лбу.
– Странно. Вроде не горячий. Боец запомни! Здесь мамы нет. И папы тоже нет боец. Иди, отдыхай. Хватит тут бредить.

– Есть идти отдыхать тащ каплейт! – что это было? Пошутили? Зачем?
Проходит ещё полчаса воскресенья. 

В казарму вбегает круглоголовый летёха.
– Черкасов! Ты ещё здесь?! Срочно в посёлок!       К тебе мама приехала, – кричит лейтенант.
– Товарищ лейтенант! Второй раз уже не смешно, – выворачиваюсь я.
– Да какое смешно?! Приказ комдива. Вот твоя увольнительная. Надевай быстро парадную форму и в гостиницу в посёлке бегом марш, – бурчит лейтенант.
Так и сделал.

Каково было моё удивление, когда в гостинице посёлка Гаджиево я действительно встретил мою маму.

Мама, Вера Андреевна Черкасова, старший инженер института Ленаэропроект.

Ну да, того самого, название которого нынешний губернатор Северной столицы прочитал как «Лена Эро Проект» и сказал, что вывеска слишком откровенна...
Вот что у человека–чиновника в мозгах?!

В 1989 году институт не выпускал эротичных Лен, а скромно выпускал проекты гражданских и военных аэропортов и труд моей маменьки зримо лежит на земле моей родины. В частности по её чертежам все аэропорты Сибири построены.

А тут она выбила себе путёвку в аэропорт города Мурманска Мурмаши.

Реконструкция.

Отработав честно командировку она не раз и не два пыталась проехать ко мне.
Ничего не получалось. Ничего и не могло получиться. Пять КПП. Повторю. Закрытая зона.

Разочарованная, растерянная, как кошка потерявшая котёнка, во встрепанных чувствах она вела свой эмоциональный рассказ о военной бюрократической машине и несправедливости мира по междугороднему телефону-автомату, жалуясь в подробностях своему старшему сыну, что так и не смогла, а ведь хотела, повидать своего бравого моряка североморца.
И горючая мамина слеза смочила телефонную трубку.

А позади стоял военный...

– Какой военный мама?!!
– Красивый военный!
– С сединой. Но ничего себе ещё...
– Какой военный мама?!! Какое звание?
– Ну, слушай, я в этих званиях не очень...
Но звездочек на погоне три, – говорит мама.

– А как были расположены – спрашиваю я.
– Да одна за другой по прямой линии.

– А металлические или шитые, – кажется я начинаю что–то понимать.
– Конечно шитые, – фыркает мать.

– Большие такие... Ну, он расспросил о тебе, взял мои координаты, где я в гостинице остановилась и сказал, что всё устроит. Через несколько часов в гостиницу пришёл капитан первого ранга и провёз меня сюда. И вот я здесь тебя и жду...

Полный отмирал на Севере только один.
Командующий Северным Флотом СССР.

Проводив высокую комиссию в Москву и радуясь тому, что учения получили отличную оценку, ты услышал жалобу мамы моряка и решил помочь.

Ну а далее цепочка звонков
– Начальник политического отдела флота
– Командующий флотилией
– Начальник политического отдела флотилии
– Командир дивизии подводных лодок
– Начальник политического отдела дивизии
– Флагманский специалист СПС Олег Гоянюк.

Так меня нашли. И привезли.

Мы сидели с моей мамой, курили и говорили обо всём. Наступила ночь и я уговаривал её хоть немного поспать. Номер был одноместным.

А в двенадцать ночи пришла дежурная по этажу и сказала, что был звонок и что выделили нам двухместный номер, чтобы моряк спал.   

Утром я посадил мою милую маму в автобус, и она поехала с сопровождающим лейтенантом обратно через пять КПП без документов.
Когда я вернулся из посёлка на базу, я застал своего флаг-специалиста в сложных чувствах.

– Понедельник день тяжёлый, – сказал он.
– Черкасов! Когда твоя мама захочет ещё раз приехать, ты предупреждай заранее, Черкасов.

Я скромно промолчал тогда и не стал рассказывать ему, что это было всего лишь навсего невероятное стечение целого ряда обстоятельств.

Впрочем, сейчас наверняка Олег Гоянюк, намного лучше меня, сможет рассказать нам о божьем промысле. Ибо морской офицер стал православным батюшкой в Крыму. А вот тогда...

Кем меня посчитал честолюбивый Олег?
Кто у меня адмирал, как спрашивал меня водитель комдива?!

И Олегу в шторм пришлось искать сложное решение. Вместо того чтобы просто поступить.

Таким образом мама спасла меня, сама того не зная, от тюрьмы дисциплинарного батальона.

... Ах, мама, мама... Ты ж мой адвокат...
Наивное, нелогичное, любящее, мудрое сердце мамы.
Спасибо тебе!

Пашка Мерседес

Жил-был друг...
Нет, ну это сейчас у знающей публики Паша Мерседес это непременно Павел Грачёв, министр обороны господина, панимашь, Ельцина.

А вот у меня был друг. Тоже Паша. И тоже Мерседес.

История эта будет совсем короткая.

Потому как писать о бывших друзьях хоть и интересно, но сложно.

Паша рос с крепкими кулацкими привычками наперекор красному галстуку на шее.

Так, например, приходя со школы и обстоятельно пообедав, Павлик, в обязательном порядке залезал на свои палати на два-три часа здорового сна.

После дневного сна Паша пил крепкий чай с чайного блюдца, с хрустом откусывая молодыми белыми крепкими зубами сахар от настоящей кусковой сахарной головы.

Рафинад прессованный и сахарный песок Паша полагал несерьезным баловством.

Чтобы на свете не происходило, этот распорядок дня был для него неизменным до самого военного училища связи.

Небольшого роста, крепко сбитый серьезный мужичок, Пашка, был лицом очень похож на актёра Броневого в его роли Мюллера и, зная об этом, с удовольствием цитировал добродушного начальника Гестапо.

«А вас, Штирлиц, я попрошу остаться...»

Мама Павла, Ада Николаевна, работала начальником производства очень популярного в советское время бара «Корчма».

Тут, для тебя мой уважаемый читатель, мне придётся всё-же сделать сноску и вспомнить каким именно я запомнил город моего детства.

Ленинград моего детства и юности был тусклым, тихим и очень серым.

Как старая детская колыбель забытая в чулане.

Раз в год, обычно в начале ноября, колыбель доставали из чулана, сдували с неё паутину и пыль, и в городе гремела медь оркестров, а в багрянце осенних флагов шли колонны коллективов весёлых горожан.

Но скоро, очень быстро гасли брызгами энергии Ростральные колонны и Колыбель Трёх убирали обратно в сумрак чулана.

- Чтобы не было четвёртой, весело шутили грустные местные жители.

- Зато нами по-прежнему правит Романов, ещё тише добавляли они...

Из города моего детства сапогами выбили его пафосность, столичность.

Его блеск.

Его помпезность.

Столица провинций, как бывшая выпускница Института благородных девиц пряталась в крестьянском платье.

Не любила советская власть мой город.

Слишком много с ним мороки.

Слишком независим.

Слишком инаков.

А вот расти в моём городе мне было тепло и радостно.

Вообще нужно сказать, что моему поколению исключительно повезло.

У тех, кто был раньше нас - ещё не было таких возможностей.

А те, кто пришёл позже... У них не было времени.

У них попросту украли и счастливое детство.

И весёлую юность.

Вместе со страной.

А для нас, мальчиков и девочек 1970-х годов рождения, страна делала всё.

Для нашего развития были открыты всевозможные бесплатные кружки и спортивные секции.

В школах. В пионерских лагерях. От заводов и институтов. От Дворцов Пионеров до художественной самодеятельности.

За каждым смотрели. Каждого развивали. И стоило тебе только хоть в чем-то себя показать, хоть чем-то заинтересоваться - тобой сразу же начинали заниматься.

Помню мы с пацанами, кстати, с тем же Пашкой, приехали на наших драндулетах-великах на настоящий велотрек.

Мы и не спрашивали ничего толком, да только через десять минут мы все уже сидели в седле всамделишного трекового велосипеда и ать-два три круга по треку.

Двоих взяли в секцию.

Вот рядом с велотреком и стоял знаменитый бар «Корчма».

В сером скучном Ленинграде такие яркие и необычные «точки» очень ценились.

«Корчма» у Поклонной горы стоял давно...

По преданиям именно в нём написал свою «Незнакомку» Александр Блок и гулял-пил Сергей Есенин.

Вот туда, под крыло Ады Николаевны, мы с Пашкой частенько приезжали перекусить недомашним.

Пашина мама, как и моя, в одиночку тащила двух детей и старалась для них как могла.

Поэтому летом она брала к отпуску ещё и за свой счёт и уезжала под Сочи в спортивный лагерь от Лесотехнической Академии директором столовой.

Ну и дети, конечно, были рядом.

Паша приезжал каждый год числа 15 сентября с шикарным букетом свежесрезанных роз для учителя.

Пашка не был зазнаистым, характер имел прямой и нордический,нервы стальные.

Необузданных спонтанных поступков от него было не дождаться.

Впрочем, не в этот раз...

Возможно всё дело было в том, что Павел был автофанатом.

На то время, в 1982 году, он выписывал журнал «За рулём» и «Автодело». Собирал все заметки о иномарках. И балдел от моделей разнообразных машинок.

Я в этом ничего не понимая и толком не разбираясь, относился к увлечению друга с уважением и сочувствием, как к тихому неопасному безумию.

Тогда, в начале ноября 1982 года, мы молодые двенадцатилетние, погнали с ним вдвоём на великах шурша шинами по багряным кленовым листьям в парк посёлка Осиновая Роща.

Проезжая по подмороженным уже песочным дорожкам мимо хрустальных льдинок и замерших деревянных дач, мы с Пашкой узрели чудо...

Чудо!!!

Если бы перед нами на песчаную дорожку приземлилось бы НЛО мы бы, честное слово, удивились бы намного меньше.

На дорожке, матово отливая чёрным, сверкая хромом, надменно глядя громадными фарами, стоял автомобиль.

Звезда «Мерседес» вызывающе топорщилась на капоте.

Совершенно пришибленные советские школьники на полусогнутых робко подошли ближе к данному чуду западного автопрома.

С моим другом происходили какие-то неясные мне пока метаморфозы.

Пашку реально крючило.

Он не ожидал встречи с Чудом.

В Чуде никого не было...

- Нет Пашка! Куда ты?! - заорал я.

Но куда там...

Он уже потянул за ручку и открыл дверь.

Хмыкнув, почесав вспотевший лоб, советский школьник осуществил проникновение в чужую социалистическую собственность.

Удобно устроившись в водительском сиденье Павел деловито принялся с хрустом выкручивать и вырывать зеркало заднего вида. Выйдя из машины под мой булькающий кашель Паша вдогонку выломал и звезду «Мерседеса».

Я ни тогда, ни сейчас не мог понять причину его поступков.
Но я точно знал, что нужно «делать ноги».

Мы вскочили на своих верных коней и погнали....

Григория Васильевича Романова в ноябре 1982 года преследовали неудачи.

7 ноября в день праздника Великой Октябрьской революции во время празднования на даче в Осиновой роще кто-то изувечил его «Мерседес».

Идиот-водитель оставил машину без присмотра.

Говорит что на пять минут.

А 10 ноября умер его Брежнев. Умер.

А ведь по словам экс-президента Франции Жискара д’Эстена Брежнев видел в Романове будущего лидера страны:

«…В разговоре наедине Герек сказал мне по секрету: хотя Брежнев ещё достаточно здоров, но он уже начинает подыскивать себе замену, что совершенно естественно.

Думаю, вам будет полезно знать, кого он наметил.

Разумеется, это должно остаться между нами.

Речь идёт о Григории Романове…

Он ещё молод, но Брежнев считает, что Романов успеет набраться опыта и что он самый способный человек».

Ещё в 1972 году во время визита премьер-министра Италии Джулио Андреотти в Москву, принимавший его глава правительства Косыгин заметил: «Имейте в виду, что основной фигурой в будущей политической жизни СССР будет Романов».

Но вот только позиция Громыко...

Количество неприятностей вокруг «хозяина» Ленинграда увеличивалось.

Здесь и активные слухи о разбитом царском сервизе из Эрмитажа взятом якобы напрокат на свадьбу дочери.
Рассказывали и враньё о его хищениях.

В результате на пост Генерального секретаря был избран Юрий Андропов.

И он, по свидетельству Чебрикова, тоже позже хотел оставить свой высокий пост Романову.

Но Громыко настоял на кандидатуре смертельно больного Черненко.

Счёт в судьбе моей страны пошёл уже на часы...

Днём 10 марта 1985 года личный врач Черненко констатировал смерть Генерального секретаря.

Часть альтернативных Горбачёву наиболее перспективных кандидатов на высшую партийную должность находились в этот момент далеко от Москвы.

В частности, Романов пребывал в отпуске в литовской Паланге и был проинформирован о смерти Черненко с десятичасовым опозданием.

Не имея возможности вылететь из Клайпеды, он поехал в Вильнюс и прибыл в Москву лишь на следующий день, чтобы оказаться перед фактом избрания на должность Генерального секретаря Михаила Сергеевича. Горбачёва.

Пришедший к власти Горбачёв практически сразу снял его с занимаемой должности, отправив на пенсию «по состоянию здоровья» в возрасте 62 лет.

СССР покатился к своему концу...

Вот как здесь не вспомнить известные стихи: Самуила Яковлевича Маршака

Не было гвоздя —
Подкова
Пропала.

Не было подковы —
Лошадь
Захромала.

Лошадь захромала —
Командир
Убит.

Конница разбита —
Армия
Бежит.

Враг вступает в город,
Пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице
Не было гвоздя.

Звезду «Мерседес» и зеркало заднего вида Паша повесил в своей мастерской, маленьком чуланчике в прихожей.

В пыльном и с паутиной.

Спал Паша после этого хорошо и аппетит не испортил.

Вся картина открылась для меня с годами.

Только со временем я узнал кто именно жил на той даче, возле которой мы остановились в Осиновой Роще.

И чей именно был этот «Мерседес» в далёком уже 1982 году.

И представить себе, что было бы с нами, советскими школьниками, и с нашими родителями если бы нас поймали тогда.

А вы как думаете?

P.S. В процессе публикации рассказа нашёлся главный герой - Павел Семёнов.
Главный герой поначалу отрицал всё, но впоследствии признал своё участие.

Единственно на чём настаивал главный герой, что машина была не «Мерседес», а «Опель» и, соответственно, не звезду он отломал, а стрелку.

Я не настаивал, но и переделывать рассказ в Паша Опель тоже не стал.

Я очевидец. Мне виднее... 

Ангелы-хранители

Наши ангелы-хранители совсем не с крыльями, а иногда бывают и сильно помятыми и, даже, поддатыми.

В жизни каждого, я уверен, человека есть друг, приятель или кузина, которые не совершив вроде бы никаких особых усилий, раз за разом походя вытаскивают его из трещин и расщелин и не дают свалиться с обрыва в пропасть.

А иногда это может быть и совершенно случайный, нелепый и неприятный даже в общении человек.

Ангел совсем не обязан быть приятным и добрым... 

Лёшку Лебедева любили все. В нём помимо ангела-хранителя ещё жил демон разрушения.

Так. в очередной раз, придя к нам в гости и сломав единственный дефицитный электроутюг Лёша улыбался широкой искренней улыбкой ребёнка говоря моей расстроенной маме: 

- Вера Андреевна! Я сейчас гружу грузчиком в Гостином Дворе и завтра же, завтра, здесь у вас на столе - прихлопывал он своей мощной ладонью по столу - будут стоять два новых утюга!

- Да Бог с ним, с утюгом этим, лепетала моя мамочка, понимая что ни завтра, ни через неделю, ни вообще...

Она доставала привычные к огню на газовой плите чугунные утюги и слушала Лешкины рассказы дальше... 

Врун, хвастун и хохотун Лебедев был чрезвычайно обаятельный и добрый человек.

Друг моего старшего брата он ещё тем нравился мамам своих друзей, что имел легкий характер и мощный аппетит. 

Мою жизнь Алексей спасал, как минимум, трижды.

В первый раз это было, когда я был в первом классе.

Рядом с нашим домом на Руднева раскопали огромнейший, по меркам мелкого меня, котлован. 

Шёл конец октября и бесконечные ленинградские дожди. Яма в земле всё больше занимала мою беспокойную натуру.

И вот наконец настал тот день, когда  оказавшись без присмотра родных я набравшись мужества залез на край этой бездны.

Внутри бездны уже бодро хлюпало небольшое болотце и тут...

Тут на раскисшей глине котлована мои ботиночки превратились в горные лыжи и бездна сыто чавкнув приняла меня в свои объятья.

Чем больше я молча трепыхался - тем глубже меня засасывало.

Вначале по пояс. Потом - по грудь. Далее...

Далее меня рывком вытащили из ямы за шкирку как котёнка.
Как же прекрасен был этот дождливый мир!

И даже мокрая школьная форма испачканная рыжей глиной не портила настроение. Как хорошо жить!

Лёшка Лебедев неожиданно улыбнулся мне и ушёл.

Вот такой стиль был у этого ангела. Он не читал мораль, не пытался чему-то учить... Просто спасал проходя мимо по своим делам.

Второй случай был ещё более эпичен.

Я вместе с братом и его друзьями собирался на лыжную прогулку.

Это только звучит сейчас так просто - прогулка на лыжах...

Это же вам не пластик.

Это были массивные, 50-х годов выпуска, крепкие  деревянные ЛЫЖИ и конкретно острые бамбуковые ПАЛКИ.

Комплект выживания в лесу: палка вполне себе заменяла копьё, а из лыжи можно было сложить сигнальный костёр...

Вещь! Двойного и даже тройного назначения. Как "Тройной" одеколон.

Эти лыжи нужно было готовить.

На газовой конфорке разгонять туды-сюды сложносоставленный состав. Втирать мазь. С мазью нужно было угадать по погоде.

Советский лыжник средней школы - человек с руками, знающий химию и физику и, иногда, метеоролог.

После третьей пары лыж кухне обычно наступала полная кабзда и абсолютная антисанитария.

Вот тут я, как самый моторный, но необученный, приходил на помощь компании из трёх друзей десятиклассников.

Конечно меня взяли с собой (шантаж, угрозы, скандал).

Великолепные кондовые чёрные лыжные ботинки!

Сколько поколений лыжников таскало на себе эти кандалы.

Да ими лося в лесу запинать можно было!

Вся эта лыжная рухлядь передавалась по наследству вплоть до моего девятого класса, когда я за один зимний сезон сломал восемь пар лыж (и себе и друзьям помог).

Но сейчас я учился только в третьем классе и бодро бежал за компанией Большого Брата и его Друзей.

Большой Брат смотрит за Тобой!

Ага! - сказал я, - три раза смотрит.

На насыпь железной дороги залезли все вместе. Стали переходить рельсы и тут...

Лыжа на ноге как-то провернулась и попала загнутым носком и задником под две параллельные рельсы.

Я дергал ногой, но жёсткое крепление жестоко держала крепко зашнурованный башмак.

Надрывно гудел поезд.

Брат и его друг Максимов лихо скатились с насыпи вниз.

Поезд вырастал всё ближе. Я продолжал молча бороться за жизнь.

Алексей Лебедев уже приготовился оттолкнуться палками и с весёлым гоготом скатиться к своим друзьям, но оглянулся на меня в последний момент и протянул руку.

Одним слитным движением он вывернул/вытащил меня с железной дороги и помог спуститься с насыпи.

А выше, обдавая нас всех снежной порошей, промчал обиженно гудя товарняк.

Лёшик весело подмигнул мне и погнал за друзьями в Шуваловский парк.

Лёшка умер молодым - вроде бы 27, а может 28 исполнилось, не помню. Пили все они в большой компании спирт "Роял" с вареньем, а утром не проснулся он один. Так и ушёл - с улыбкой.

Так, а где третий случай? - спросит меня внимательный читатель. А вот в этом-то и дело. Что узнав о смерти Лёши я практически не пью. Совпало наверное.

Но ангелы-хранители бывают и неприятными...

1986 год. Жаркое лето мундиаля.

Слово "мундиаль" ворвался в дремотное сознание жителей СССР, как остро-атакующий футбол сборной Лобановского.

Повержены 6:0 гордые венгры. Никогда больше не встать им прибитым.

Поставлен рекорд. 

Мексика! Мяч "Ацтека".

И вот 16 июня 1986 года....

Тут надобно сказать, что с первого июня у нас учеников бывшего девятого, а далее десятого класса началась активная трудовая практика.

Проходили мы её в деревообрабатывающем цеху завода имени Карла Маркса. 

Деревянный цех был на заводе совсем неглавным и выпускал разнообразную деревянную тару для своей металлической продукции.

Практика начиналась в семь утра и продолжалась до двух часов дня.
Станки в цеху носили на себе старинные клейма "1914 год". Раритет! Прекрасно работающий антик.

Начальник цеха - мужчина лет сорока пяти, с багровым уставшим лицом и сиплым голосом, определял нас на наиболее безопасные участки работы - сбор стружки и обрезков производства. 

Следом за ним таскался младший брат директора завода.

По иронии судьбы этот человек, с лицом удивительно похожим на артиста Басова, полностью заслужил свою кличку "Дуремар".

Не было вещи, которую "Дуремар" не сломал бы, не испортил, не опрокинул, не изгваздал в цеху на заводе благополучного старшего брата.

В руках его все горело. В буквальном смысле этого слова.

Начальник тяжело вздыхал и поправлял все за младшим.

Молодость жестока и бескомпромиссна.

"Дуремар" еще и ябедничал на нас.

Разумеется, что наша дружная ватага его сильно невзлюбила.

И вот 16 июня 1986 года футбольная сборная великого Лобановского встретилась в 1/8 финала чемпионата мира со сборной Бельгии.

Изначально, когда мы с мужиками обсуждали в курилке расклады то, что мы выходили на Бельгию, а не на Италию, дарило всем нам нешуточные надежды.

- Бельгию пройдём и не заметим, так говорили нам они... 

Тяжело утром после бессонной ночи у телевизора идти в цех. 

Огромный СССР проиграл маленькой Бельгии 3:4.

- Засудили! Судья метровый офсайд не заметил. 
- Бельгийцы грубо играли. Костоломы. 

Мы все поспали от силы часа три. 

Работать при таких грустных новостях и недосыпе категорически не хотелось. 

И мы нашли выход! 

Шестеро юных и дерзких залезли в цех, где шла просушка свежего ДСП. 

Там было сумрачно и тепло и вкусно пахло опилками. 
Мы аккуратно прикрыли за собою дверь... 

Кому нужны практиканты на практике?

Особенно когда есть своя работа и план. 

Ответ - никому. 

Вот и нас никто не искал. 

Кроме этой суки, "Дуремара", который заикаясь спалил нашу нычку своему братцу. Ох и воплей же было! И часу не поспали... 

Сейчас, вспоминая эту историю, я точно понимаю, что испарения формальдегидных смол сделали бы своё дело и шестеро бравых смотрели бы мультики до самого конца.

До очень быстрого конца. 

Наш ангел-хранитель был картав и заикался.

Он был неуклюж и очень похож на продавца пиявок.

Имел вредный характер и старшего брата. 

"Дуремар".

Чё сказать-то ещё о нём...